Геннадий Семенихин: Летчики

— Новый завод строится, Сережа, металлургический.

— Строится, — задумчиво повторил майор Мочалов. — Если подумать, то весь смысл нашей жизни сводится к этому слову «строится»!

— Да ты поэт, Сережа! — улыбнулся капитан.

— Поэт? — переспросил майор. — Нисколько. Это скорее политинформация, чем поэзия.

— Однако, — подхватил Ефимков, — если такую политинформацию изложить каким-нибудь пятистопным ямбом, настоящая поэзия получится.

— «Строится!..» Это и про наш край сказать можно, — продолжал он. — Наш край тоже не тихий. Полетаешь — увидишь. Строится много. Топографы иной раз запаздывают на карты новые ориентиры наносить. И заводы появляются и гидростанции. У нас как-то недавно молодой летчик Пальчиков самостоятельно по маршруту пошел. Погодка была сложная, видимость никуда. Стал он обратно возвращаться и выскочил на минуту из облаков, чтобы на местность посмотреть. Увидел железную дорогу, прицепился к ней и пошел. Одна у нас в том районе «железка» была, к Нижним Токмакам вела. Летит он минуту, две и вдруг обнаруживает, что компас показывает совсем не тот курс, каким нужно идти. В чем дело? Оказывается, за тот месяц, что он не летал, нефтяники новую дорогу к одному из своих участков проложили, а он ее за старую принял. Чуть было не заблудился парняга.

— У вас в полку молодых летчиков много?

— Много, — отозвался Ефимков, — особенно в нашей эскадрилье. Но ты не смущайся, эскадрилья дружная, первая в части.

— А та, которой мне придется командовать? — поинтересовался Мочалов.

— О ней и речь.

Майор быстро повернулся к товарищу. Ефимков увидел, как блеснула в темноте полоска его крепких зубов.

— Что ты говоришь!

— А ты не знал?

— Откуда же? Перед отъездом генерал сказал, что я направлюсь на должность командира эскадрильи в часть подполковника Земцова, надавал кучу полезных советов, но, какую эскадрилью принимать придется, не сказал. Никак не предполагал, что судьба нас так сведет. А ты кто же, Кузя?

— Я? — Майор услышал слегка возбужденный смех. — Твой заместитель. Так что с первого же служебного дня для меня нет старого фронтового друга Сережи Мочалова, а есть командир и старший начальник товарищ майор Мочалов.

— Брось, — недовольно отмахнулся майор.

Будь в машине посветлее, Кузьма Петрович увидел бы, как сошлись в эту минуту брови Мочалова.

— Ладно, Сережа, будем считать, что я пошутил, — сказал Ефимков примирительно. — Сейчас мы всего лишь два старых товарища, давно не видевшихся, проголодавшихся, готовых по первому зову хозяйки сесть за стол. Ты, кстати, и хозяйку мою не знаешь?

— Только по письмам. Если не ошибаюсь — Галина Сергеевна?

— Совершенно верно.

— И сын — Вовка?

— Точно. Семья, как видишь, не многодетная, но, как говорят иные ораторы, сплоченная.

Машина уже выехала за городскую черту. На поворотах «Москвич» кренился. Казалось, что ветер вот-вот опрокинет его в глубокий кювет. Ефимков достал из кармана папиросы.

Вспышка спички осветила его лицо с резко очерченным крутым подбородком и прямым, с приметной горбинкой носом.

— Ты по-прежнему не куришь, или академия научила?

Мочалов отрицательно покачал головой. Он протер успевший снова заиндеветь кусочек стекла и стал смотреть на залитую лунным светом заснеженную равнину. Возникали обрывки воспоминаний. Большой, ярко освещенный зал военной академии, и они — ее выпускники — на прощальном вечере. Думал ли он, что будет назначен командовать той самой эскадрильей, где служит его старый фронтовой друг капитан Ефимков, тот самый дерзкий «великан Кузьма», который шесть лет назад вывез его, Мочалова, на своем истребителе с занятой врагом территории. Как это было давно! В ту пору Мочалов еще служил в штурмовой авиации. Это после ранения переучился он в запасном полку на летчика-истребителя.

— Значит, эскадрилья ваша крепкая? — спросил он товарища.

— Летчики у нас хорошие, Сережа. Летают крыло в крыло, можно смело в Москву на парад пускать.

Машина сделала крутой поворот, и справа в окне густо зарябили огоньки. Шофер-солдат уверенно повернул баранку еще раз и резко затормозил.

— Приехали, — объявил Ефимков и шутливо прибавил: — Прошу покорно в мои хоромы…

Ефимков несильно, с хозяйской уверенностью толкнул дверь.

— Принимай, Галя, гостя!

Мочалов вошел следом, продолжая старательно обивать снег. В обрывках морозного пара Мочалов увидел жену товарища. Галина Сергеевна торопливо вытирала руки о клетчатый передник.