Юрий Колесников - Занавес приподнят

— Вам надо было сказать доктору Геббельсу, — донесся резкий голос, в котором Хаим тотчас же узнал Штерна, — что с установлением ограничения на иммиграцию в Палестину мы перечеркнули все прежние связи с англичанами! Мы готовы идти вместе с национал-социалистами, но пусть они скажут свое слово!..

— Обо всем этом, хавэр Штерн, я говорил; говорил и о наших планах выдворения англичан с Ближнего Востока, но в Берлине ждут эффективных действий…

— Тогда пусть дадут нам побольше оружия! — крикнул Штерн.

— Вот этого и касался мой второй вопрос. Меня интересовало: возможно ли ускорить доставку обещанного оружия, захваченного войсками вермахта в странах, которые ныне находятся в сфере влияния Германии? На это доктор Геббельс ответил, что вопрос о поставке оружия находит поддержку в руководящих кругах национал-социалистов и что, по имеющимся у него сведениям, несколько дней тому назад под австралийским флагом уже отправлено судно с большим количеством оружия и боеприпасов.

При этих словах Нуци Ионас посмотрел на Хаима и горделиво улыбнулся, а Хаим впервые в полной мере осознал, что, работая в порту и участвуя в разгрузке судна, направленного сюда главарями германского фашизма, он стал соучастником Симона Соломонзона, представителей «еврейского агентства для Палестины», вступивших в сговор с нацистами, и готового на любое злодеяние Штерна…

— Третий вопрос, заданный доктору Геббельсу, — продолжал эмиссар, — касался эмиграции наших людей из Германий и подвластных ей стран. И, как вы, вероятно, догадываетесь, я должен был выяснить, каковы реальные возможности отправки этих людей к берегам Палестины. По этому поводу доктор Геббельс сообщил, что из-за военных действий возможности вывозить иудеев на немецких судах, к сожалению, крайне ограничены, однако отправка будет производиться в рамках достигнутого двустороннего соглашения. На следующий день я имел встречу с руководителем еврейской секции гестапо Эйхманом. В отличие от доктора Геббельса, человека эрудированного и тактичного, этот выскочка сказал, что подготовкой людей к эмиграции должен заниматься берлинский «оффис для Палестины», что лично ему, Эйхману, некогда сортировать эмигрантов и что это входит в обязанности наших доверенных лиц на местах… Больше того! Этот Эйхман заявил, что загрузка судов эмигрантами будет производиться по семейному списку…

— Он что, ума лишился? — бросил реплику Штерн. — Мы не собираемся здесь создавать богадельни!..

— Я ему резко возразил, — успокаивал Штерна эмиссар, — сослался при этом на состоявшийся накануне разговор с доктором Геббельсом и на достигнутое ранее соглашение о первоочередном выселении из Германии молодых людей, прошедших трудовую стажировку, а также лиц, способных сразу же по прибытии в Палестину включиться в вооруженную борьбу против англичан!

— А он что? — послышался вновь голос Штерна.

— Эйхман молчал. И я уже был склонен думать, что он сделает соответствующие выводы из того, что я ему сообщил и о чем напомнил, однако в ходе дальнейшей беседы он вдруг раздраженно спросил: «А кто будет заниматься вашими стариками, если все молодые эмигрируют? Или вы хотите, чтобы мы, немцы, поили их с ложечки, ухаживали за ними, нянчились? Нам некогда. У нас война!» Я его прервал и дал понять, что старики — это та самая ветка, которой суждено уступить место молодым побегам… Кроме того, в самой категорической форме я заявил ему, что с «балластом», которым он загрузил предыдущие судна, нам не достичь желаемого для Германии результата. Ближний Восток не запылает под ногами англичан, как этого хочет ваш фюрер!

— А он что? — донесся тот же голос Штерна.

— Эйхман побледнел, стал оправдываться, сказал, что будто бы наш представитель в «офисе» был лично заинтересован в отправке некоторого числа людей преклонного возраста — его родственников и очень состоятельных лиц, перед которыми у него имелись определенные обязательства. Эйхман намекал на что-то неблаговидное… Я не склонен верить этим басням. Во главе «офиса», как вы все знаете, находится наш достопочтенный и многоуважаемый человек, имеющий перед сионизмом большие заслуги и которому мы все многим обязаны… Скорее всего, сам Эйхман хотел поскорее избавиться от престарелых… Но, так или иначе, теперь у нас достигнута твердая договоренность: эмиграции подлежат исключительно молодые люди и те, которые проходят у нас по особому списку. В противном случае, — я так и заявил Эйхману, — мы будем возвращать транспорты обратно… И ни на какие компромиссы в этом вопросе мы не пойдем!..