Николай Максимов - Поиски счастья

Добежав до скалистого берега, упряжка повернула к дому. Пеляйме закричал, вскочил, остановил ее, угрожая тяжелым остолом. Собаки шарахнулись в стороны, перепутались в упряжке, сбились в кучу, худые, жалкие. Став около передовика, Пеляйме снова задумался. «Что может дать разговор бедняков из разных поселений? Нет, сколько ни говори — голод уже близко. А поедешь — только собак погубишь, на которых одна и надежда. А собак не будет — и нам конец…»

— Кхр-кхр! — скомандовал он, и упряжка кинулась к дому.

Нартовый след, ведущий к Уэлену, остался позади. И хотя это была именно та дорога к счастью, которую вот уже столько лет безуспешно искал его народ, Пеляйме даже не оглянулся на нее.

«Никому нельзя верить», — думал он.

— Этим можно верить, — вслух рассуждал сам с собой в это время Кочнев, просматривая список делегатов. — Вот они строители новой жизни!

Перед мысленным взором Ивана Лукьяновича вставали Тымкар, Элетегин, Кутыкай, Пеляйме и многие другие. «Плохо, что среди делегатов не будет женщин. Видно, не сумел я найти путей к их сердцу». Кочнев задумался. Вначале он попытался представить себе, как будет проходить съезд, потом перед ним стала возникать жизнь Чукотки через десять лет… Картины будущего сменялись одна другой, и везде Кочнев видел и себя участником и строителем этой новой жизни.

Перед заседанием ревкома, после утомительного и хлопотливого дня, Иван Лукьянович прилег отдохнуть. Но вот уже скоро надо было вставать, а задремать он так и не мог. Дина еще не перебралась сюда из бухты Строгой, и он в одиночестве рассуждал сам с собой: «Какая будет жизнь! Какие возможности! — Ему так не хватало сейчас собеседника. — Дина поймет меня. Ведь было бы преступлением перед партией, перед собственной совестью уехать отсюда теперь, когда столько дел, столько дел! Побережье, тундра… Уехать мне — тому, кто знает район, кого знают люди… Нет, нет! Съездим к старикам — ив следующую же навигацию назад! Повидаюсь с товарищами в столице, заряжусь — и за работу, за работу!.. Откроем на первых порах больницу, фельдшерские и ветеринарные пункты…» Стук в дверь прервал течение его мыслей. Было время идти на заседание ревкома.

Долго поджидал Тымкар друга, не торопил собак, но вот уже взошла луна, а Пеляйме все не было.

— Га! — крикнул он на упряжку, и нарта засвистела по твердому снегу.

На душе у Тымкара легко. Он вспоминает свой разговор на ярмарке с Ван-Лукьяном и Вакатхыргином. «В твоей голове верные думы, — сказал ему старик, — Рассказывай чукчам. Лиши их покоя. Пусть захотят жить, как в сказке. Тогда прогонят американов, убьют Гырголя».

— Да, да, — вслух рассуждает он, — так говорит и Ван-Лукьян. Так нужно, да! Уже выгнали мы Джона, не пускаем чернобородого. Будет у Тыкоса ружье. Все будет, да! Вакатхыргин и Ван-Лукьян — настоящие люди. А Кочака мы прогоним, как когда-то прогнал меня он. Пусть уходит. Лживый человек. Теперь все знают, что он обманщик.

Тымкар представляет себе, что он говорит это на празднике говоренья и люди слушают его.

— Да, я скажу все это. И еще скажу многое, чтоб чукчи стали жить лучше. — Он ощупал мешок, где были увязаны моржовые клыки, на которых так много записано рисунками и значками. — Я расскажу также про Амнону и про разрушенную землянку Емрытагина. Все расскажу я, да!.. Напрасно, однако, Пеляйме не поехал, совсем он, как нерпа!

Снег мягко искрится под луной. Упряжка бежит бодро.

— Наверно, очень хороший человек Ленин, если его помощники такие. Где так долго были они, почему не пришли раньше? Все люди их хотят, только еще боятся Кочака. Ничего, я помогу им. Теперь знаю я, что счастье там, где правда. Таньг Ван-Лукьян — это правда.

И Тымкару почему-то вспомнилось, как двое американцев хотели снова заманить его в Ном.

— Плохие людишки. Знаю! Жадные, как собаки. Ничего. Теперь их не будем пускать к нам.

Впереди что-то зачернело. Тымкар всмотрелся: нарта.

— Га-га! — весело прикрикнул он на собак, и те понеслись вскачь.

— Этти! Куда едешь? — догоняя, спросил он.

— К Ван-Лукьяну, на праздник говоренья. Будем также говорить о Гырголе.

— Э-гей! Едем вместе! — Тымкар чему-то громко засмеялся и попытался обогнать незнакомого делегата.

Но тот тоже крикнул на упряжку, и две нарты понеслись рядом.

…В домике Пеляйме шумно. Энмина допрашивает мужа о причине возвращения.

— Чужие мысли в голове твоей! — кричит она на него. — Что скажут люди? Засмеют. Разве вернулся Тымкар? Лучше б я с ним поехала!