Сергей молчит.
— Робкий ты, еще Квелый, как трава без дождя. Думаешь, что? За красивые глазки вожаком тебя коммунисты избрали? Нет, елки зеленые! Расчет был на азарт, на силу молодую. Хорош расчет, да боец не тот. За бумагу прячется. Знаешь, сколько таких работничков у нас перебывало? Без счета.
— Не бумаги, а рекомендации, — заметил Сергей и стал втолковывать Журавлеву, что агрономические советы по срокам сева не с потолка берутся, а составляются на основе многолетних наблюдений.
— Что-то не видел я, чтоб за Заячьим логом кто наблюдал, — усмехнулся Журавлев. — Может, тайно или со спутника? А вот дед Никанор другую рекомендацию насчет лога дает. Сядь, говорит, голым задом на пахоту, если не шибко мерзнет, то можно сеять.
— Уже попробовал, поди? — спросила Мария Павловна.
— Нет еще. Завтра буду испытывать.
— Надо народу поболе собрать. Пущай полюбуются.
— Ладно! — Иван Михайлович хлопнул ладошкой по столу. — Посмеялись, да будет… К синяку приложить бы что. В драке, Серега, завсегда так: кто в сторону жмется, тому больше достается. Не вешай голову, неудобно на мир глядеть в таком положении.
— Нехорошо все получилось, — вздохнул Сергей.
— С Кузиным-то? Обойдется. Раньше у нас, елки зеленые, не такие плясы-переплясы бывали. Проклянем друг друга, а день прошел — и забыли. Не про молодых только говорят, что характером не сошлись. Может, ты думаешь, я у Захара одно плохое примечаю? Нет, елки зеленые! Ценю я Захара. За одно ценю — не побоялся в худой колхоз пойти. Другой бы на болезни сослался, на жену, детей, свата, брата, а Захар впрягся и вот уже сколь лет тянет лямку.
История неожиданного начала председательской карьеры Кузина и ее продолжение известны Сергею, но теперь он удивлен словам Ивана Михайловича. Казалось бы, все в его отношениях с Кузиным завинчено на крепкую гайку, но вот есть, оказывается, малюсенькая щелочка для уважения и почтения к человеку, сумевшему в важный час одолеть себя… Другое известно Сергею: маятный путь прошел Кузин по тряской и неровной стезе. Почем зря шпыняли его за недоучет, за недогляд, за множество других дел… Третье известно Сергею: перед тем собранием, как стать ему секретарем парторганизации, Волошин предупреждал его, что быть ему меж двух огней, но самому бы не опалиться, не качнуться бы в одну или другую сторону. Эту шаткость своей позиции Сергей почувствовал скоро, но особенно в момент создания журавлевского звена. Кузин тогда воспротивился уже потому, что предложено не им, и вон какого труда стоило сломить его…
— Ну и хорошо, что тянет Кузин лямку, — как бы очнулся Сергей.
— Не так хорошо, как плохо, — поправил Журавлев. — Все больше в одиночку везет. Посторонись, дескать, ходу дай! Елки зеленые! За доброе Захару сто раз спасибо сказано. Только застрял он со своим возом, на месте топчется, а никого не подпускает. Этот ему не советчик, другой не указчик… Застрял, елки зеленые! Вот и охота ему в любой малости первым быть. На виду. Это ведь такая зараза! Она и крепкому человеку в нутро заберется, попробуй тогда, выживи ее. Обидно мне за Захара и жалко его.
— Жалость не кулаками доказывают.
— Мой грех… А как быть, если слов не хватает? Поясни.
— Трудно сказать.
— То-то и оно, елки зеленые! Других судить легко, себя — большую силу надо иметь.
— Знаю, — соглашается Сергей. — Только где взять эту силу?
— У себя же…
Так они сидели и говорили. Старый тракторист и молодой агроном и молодой же партийный секретарь. Один — повидавший жизнь и вкусивший всего, что уготовлено было его поколению, другой — только начавший свою дорогу…
Мимо окон с галдением прошла журавлевская бригада — Федор, Сашка, Антон, Виктор, Пашка, Валерка — и остановились у ворот. Иван Михайлович прислушался к говору, но понял только, что все нападают на Антона, а тот едва успевает огрызаться. Потом стихли. Федор открыл калитку, медленно и топотко прошел до крыльца, постоял там.
— Что невеселый такой? — встретил его Журавлев.
— Да так, — Федор переминается с ноги на ногу, вздыхает. — В общем, ребята послали сказать, что дураки мы большие.
— Вот-те раз! — не понял Журавлев или только сделал такой вид. Сергей заметил, как облегченно расправил Иван Михайлович плечи, будто свалил с них тяжесть. Глаза его заблестели.
— В общем, — продолжил Федор, — глупостей много мы нынче натворили. Особенно Антон. С ним я еще поговорю.
— Только без этого, — Журавлев понял мысли Федора. — Кулаками не заставишь землю любить.
Читать дальше