Виль Липатов - Анискин и Ботичелли. Киноповесть

И вдруг заговорил по-простецки.

– Федор Иванович, – сказал поп. – Ворюги так обнаглели, что мне под порог две плохих иконы из украденных подбросили и записку оставили… Издеваются, подлецы! Боже, наложи на мои скверные уста замок молчания!

Анискин мигом оказался возле окна.

– Какая записка?

На хорошей плотной бумаге форматом в половину писчего листа на портативной пишущей машинке напечатано: «Чему вас учат в духовных семинариях, идиот? Эти иконы в сортир повесить нельзя! Боттичелли».

– Боттичелли! – охнул Анискин. – Это какой же национальной принадлежности?

– Великий итальянский художник, – сказала за его спиной Маргарита Андреевна. – Эпоха Возрождения.

– Я от него мокрое место оставлю! – вдруг взревел голосом оперного Кончака поп. – Морду начищу, любо-дорого!

Из окна показалась несчастная физиономия Якова Власовича.

– Боттичелли, Тинторетто, Джорджоне, Рафаэль, а икон нету, – бормотал он. – Веласкес, Рубенс, Гойя, а обворовали… Репин, Суриков, Левитан, а коллекция – тю-тю… Греков, Сарьян, Иогансон…

В церковной ограде Анискин принимал из рук отца Владимира две подкинутые иконы. Молил:

– Пальцами, пальцами поосторожней цапайте. Я вот, например, специальны перчатки поднадел, а вы, гражданин поп, всей пятерней иконы хватаете… Поосторожней, поосторожней! Мы эти иконки на отпечатки пальцев исследуем, ежели мне велит прокурор следователя вызывать… – Он нарочито вздохнул. – Мне теперь без райотдела милиции – хана! Учености нет во мне, этими… изо-то-па-ми я ворюгу искать не умею…

Действуя руками в нитяных перчатках, Анискин аккуратно уложил иконы, между ними проложил слой материи, все это обернул плотной бумагой.

– Я его, изотопа, не знаю, в какой руке держать! – жаловался участковый. – Вот такие дела, гражданин служитель культа! – И хитро, подначивающе, прищурился. – Я вас об одном прошу, гражданин поп, ежели вы преступника сами поймаете, вы ему, как в доме директора обещали, морду не чистите.

Отец Владимир торопливо перекрестился:

– Я сам не ведаю, что вещали мои оскверненные уста!

– А я ведаю, – отозвался участковый. – Ежели вы ворюге вязы свернете, вас судить придется – вот какая получается петрушка…

На буровой, неподалеку от которой шло оживленное, быстрое и современно-механизированное строительство производственных, подсобных и жилых помещений, участковый инспектор Анискин уединился с рабочим Василием Опанасенко в укромном местечке. Здесь, пожалуй, было немного потише, хотя все кругом выло, стонало, бренчало и гремело.

– Ты меня, Василий, сейчас извиняй, назад извиняй и наперед извиняй, но у меня дело такое, что без разговору с тобой – зарез!

– Да брось ты, Федор Иванович, свои же люди, а я тебе до могилы благодарен, что от водки меня увел… Спрашивай, дядя Анискин.

Участковый все-таки смущенно покашлял.

– Ну, так начну, – наконец решился он. – Ты, как бывший пьющий, обязательно знать должен, кому пьянюга одежонку загнать может, ежели, скажем, к примеру, на дворе ночь, а выпить нечего, а душа горит и… Ну, и прочее… К кому можно с одежонкой пойти и водки на нее взять?

– К Верке Косой! – мгновенно ответил Опанасенко. – У нее всегда водка есть, хотя она сама ее не покупает… Если у тебя деньги, за бутылку «экстры» – шесть рублей, если у тебя тряпка – до утра рядиться будет, но хоть за новое пальто больше бутылки не даст… Ты чего, Федор Иванович, такой сделался, будто тебя в воду опустили?

– Сделаешься! – печально ответил Анискин. – Я-то, парень, думал, что про деревню и про Верку Косую все наскрозь знаю, а вот про эту водку… Этого я не знал, Василий! Ну, меня надо – на пенсию! Кто же за Верку водку в сельпо берет?

– Не знаю, дядя Анискин.

– Ладно! Вопрос другой… – Анискин повернулся лицом к строительной зоне, показал глазами на длинновязого Георгия Сидорова. – Вот он! Что за человек?

Опанасенко подумал, затем уверенно сказал:

– Мужик правильной жизни, но тяжелый, ровно шарикоподшипник… Со всеми пересобачился, но по делу. Непорядок не терпит.

А Н И С К И Н. Вопрос так стоит, товарищ продавщица Дусенька… Ежели ты уже поела, а обеденный перерыв не конченый, то мы с тобой ошибки исправлять будем.

Д У С Ь К А. Какие такие ошибки?

А Н И С К И Н. А наши, Дусенька! Твои и мои… Ставлю правильный вопрос… Кто у тебя водки много берет, а вот посуду ни-ког-да, повторяю, ни-ког-да не сдает?

Д У С Ь К А. Это подумать надо, об этом развороте я и не мыслила… Водку берет, а посуду никогда не сдает?