Илья Варшавский - Трус

— Нет, отчего же? — сказал Линьков. — Вам куда?

— К Политехническому. А вам?

— Примерно туда же. Если не возражаете, пройдем парком.

— С удовольствием! — просиял Папава. — А по дороге еще поговорим. Ладно?

В парке было сыро и нехорошо. Порывы ветра кружили вокруг оголенных стволов кучи опавших листьев. Линьков застегнул до верха пальто, а Папава поднял воротник и сунул в карманы озябшие руки.

— Вот вы сказали: «объездить весь свет», — продолжал он. — А что это за свет? Отели и концертные залы, а в перерывах между концертами изнурительная работа. Тут и света не увидишь. Нет, я мечтаю не об этом.

— О чем же? — с притворным участием спросил Линьков. Ему хотелось спать, да и прогулка оказалась не такой уж приятной.

— О чем? Пожалуй, больше всего о море. Романтике южных морей. Гавайские острова, девушки с венками из экзотических цветов, портовые кабачки, а в штормовые ночи — мокрый парус, рвущийся из рук где-нибудь на бом-брам-рее.

— Ну, знаете ли, — усмехнулся Линьков, — это уже вы загнули, девушки и кабачки — конечно неплохо, но при чем тут бом-брам-реи? Все это уже анахронизм, детские бредни.

— Конечно, — согласился Папава. — Всякая мечта — бредни. Что делать, когда мы живем в век реактивных лайнеров. Но мне кажется, что в человеке всегда…

Закончить ему не удалось. Из боковой аллеи вышли двое и преградили им дорогу.

— Закурить не найдется?

— Сам бы закурил, да все вышли, — ответил Линьков. Дальше все вышло неожиданно глупо. Деревья парка предстали перед ним в совершенно новом ракурсе, а сам он, ощущая тупую боль в подбородке, оказался лежащим на спине.

Линьков засмеялся. Его рассмешило, что он, спортсмен и землепроходец, попался на такой примитивный трюк. Он согнул колени, готовясь вскочить и обрушить на противника сокрушительный оперкот, чтобы навсегда отбить охоту к подобным развлечениям.

И в этот момент над его головой навис огромный ботинок, закрыв собой полнеба. Он почувствовал хруст ломающихся зубов и на мгновение перестал что-либо соображать. Когда же он снова открыл глаза, то ничего не увидел, кроме поднятой ноги, нацеленной для второго удара.

Линькову не раз приходилось драться, но это всегда была игра, подчиненная каким-то неписанным правилам, в ней не били лежачего и довольствовались капитуляцией противника. Здесь же, в этом ботинке, было что-то злобное и изуверское. Желание изуродовать, убить ни в чем неповинного человека, воспользовавшись его беззащитным состоянием. Через несколько секунд он, Линьков, будет лежать здесь с проломленным носом и выбитым глазом, а ботинок будет наносить все новые и новые удары по лицу и голове…

Не страх смерти, а угроза остаться навсегда уродом и калекой так ужаснула Линькова, что, сжавшись в комок, а затем, разогнувшись, как пружина, он вскочил на ноги и бросился в кусты.

Пока он выплевывал кровь с обломками зубов, до него доносился топот, приглушенные ругательства и звуки ударов. Потом раздался протяжный крик, вправо метнулась чья-то тень, и Линьков услышал взволнованный голос Папавы:

— Боря! Тут случилось черт те что! Я нагнулся, а он ножом прямо в своего дружка. Помогите мне, может не насмерть. Где вы, Боря?!

И тут случилось то, что потом Линьков не мог объяснить не только следователю, но и самому себе. Ступая с превеликой осторожностью, чтобы не хрустнула какая-нибудь ветка, он выбрался на дорогу и зашагал к дому.

Весь воскресный день Линьков лежал на диване, прикладывая к лицу холодные компрессы, а в понедельник явился в институт с распухшей губой и огромным кровоподтеком на щеке. Сослуживцам он рассказал, что, возвращаясь из гостей, подвергся нападению двух хулиганов и так их проучил, что долго будут помнить.

— Линьков может! — восхищенно сказала чертежница Соня своей подружке. — Это настоящий мужчина.

На следующий день ему позвонила Оля.

— Ты знаешь, — сказала она прерывающимся от слез голосом, — Папава арестован по обвинению в убийстве! Чушь какая-то! Говорят, в субботу в парке. Вы ведь вместе вышли. Тебе ничего не известно?

— В парке? — переспросил Линьков. — Не знаю, я с ним не был в парке. Мы расстались у Ланской.

— О, господи! Мать просто с ума сходит. Мы все пытаемся что-нибудь сделать. Позвони мне завтра, может, я узнаю поподробнее.

— Хорошо! — сказал Линьков. — Обязательно позвоню. Уверен, что тут явное недоразумение.

Он не позвонил, а через два дня уехал на неделю в Москву, выпросив у начальства какое-то пустяковое поручение.