Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

ВЫШИНСКИЙ. А о троцкистских делах?

КРЕСТИНСКИЙ. Я троцкистом не был.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Бессонов говорит неправду, а вы — правду? Вы всегда говорите правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, Бессонов говорит неправду?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Но вы тоже не всегда говорите правду. Верно?

КРЕСТИНСКИЙ. Не всегда говорил правду... во время следствия...

ВЫШИНСКИЙ. А в другое время говорите правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Почему же такое неуважение к следствию? Говорите неправду следствию... Объясните... Хм... Ответов не слышу. Вопросов не имею...

Крестинский выходит на просцениум, обходя Вышинского, дружески кладет ему руку на плечо, тот также дружески улыбается, провожая его взглядом.

КРЕСТИНСКИЙ. Товарищи, герой революционных боев подсудимый Раковский старше меня по возрасту, но по времени пребывания в рядах ленинской гвардии — я здесь ветеран, вступил в российскую социал-демократию в девятьсот первом году, начал мальчишкой, кончал секретарем ЦК... Подполье, аресты, допросы царской охранки приучили меня к точности поступков и конкретике всеотрицающих фраз... После ареста меня спросили, хочу ли я быть расстрелянным без суда, — показаний против меня хватает, — желаю ли я воочию видеть смерть семьи, родных, друзей, или же предпочитаю помочь партии в борьбе против троцкизма... Я выбрал последнее, решив, что по прошествии многих месяцев, когда расположу к себе ежовских следователей, того же Вышинского, — как всякий меньшевик, он обожает рисовку, позу, многоречие, словесный понос, — я передам письмо Ежову: «Лично для тов. Сталина И.В.». И в этом письме предложу игру в отказ от признаний: «Как заместитель наркома иностранных дел, я читал все отклики на два первых процесса, Иосиф Виссарионович... Поверьте, мы подставляемся! Ягода сослужил нам, ленинцам, борцам против троцкизма, злую шутку, когда обвиняемые, все как один, обливали себя дерьмом — это противоестественно... Это Византия, инквизиция, аутодафе... Если я откажусь на первом заседании от показаний, Троцкий начнет кричать о победе справедливости, о том, что «Крестинский нашел в себе мужество плюнуть в лицо палачам!» А потом, после допросов Бессонова, которому можно верить, как себе, — ведь он получит орден за свою роль, как мне говорили, — после обличений Раковского — он известен всему миру как борец, хоть и троцкист, — я раскаюсь и возьму на себя всё... Поверьте, Иосиф Виссарионович, опыт дипломатической работы говорит мне: именно это будет истинной победой!» Вот каков был мой замысел, когда я подписывал идиотские показания, сочиненные безграмотными следователями... Прочитав письмо, ко мне пришел Ежов. Он был в ярости: «Ты мне эти штучки брось, Николай Николаевич! Мы ж с тобой выучили весь текст! Нет времени заставлять Бессонова и Раковского переучивать свои показания! Да и Бухарин может взбрыкнуть!» — «Допрашивай Бухарина после моего сознания, — бросил я мой главный козырь. — Но если мое письмо Кобе не передашь — пеняй на себя». И я выиграл, получив — единственным изо всех обвиняемых — право отказаться от показаний, данных палачам под пыткой. Я — первый и единственный, кто породил сомнение в процессе... А дальше — это будет через пять минут — Бессонов произнесет строки, которые ему вписали под мою диктовку: «Я, как со­ветник полпредства в Берлине, должен был по заданию Крестинского не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на обычном дипломатическом уровне... » Понимаете? Нет? Но ведь речь шла об отношениях с Гитлером! Сталин требовал налаживать отношения с чудовищем, это антигуманно... А еще через два дня я признаюсь в том, что Бессонов организовал мне встречу с Троцким в Мерано... Но ведь это итальянский курорт! Троцкий был бы немедленно схвачен в фашистской Италии, как «враг нации»... Об этом сейчас молчат, но после того как фашизм и национальный социализм рухнут, раздавив под своими обломками немцев и итальянцев, всплывут архивы, потомки увидят мое алиби и назовут Сталина так, как его и надлежит называть: «враг народа, изменник ленинизма, губитель партии большевиков»... Не сердитесь за то, что я обманул вас. Я это сделал во имя ваших детей. Простите меня, товарищи... В конечном случае это ложь во спасение...

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Гринько, расскажите суду о своей преступной деятельности...

ГРИНЬКО. Чтобы ясен был путь моих преступлений и измен, вы должны помнить, что я вступил в компартию в составе боротьбистов — украинской националистической организации...