КОНСУЛЬТАНТЫ № l и № 2 (в один голос). Верно!
ПИСАТЕЛЬ. Ты привела мафию!
РЕЖИССЕР. Коллеги, не обижайтесь — это бывает в моменты нервного перенапряжения. Помню, когда я сочинила за одного нашего драматурга третий акт, он тоже начал заговариваться. Это пройдет, это ничего. Я не сержусь на тебя, милый! Но почему же все до одного против пьесы? Да потому, что мало работы вложено, мало страдания, мало смеха и веселья, мало слез... Я думаю, пьесу мы не отвергнем, я думаю, мы попросим автора поработать, пострадать над нею, а потом мы вернемся к обсуждению второго, третьего и пятого вариантов.
ПРОДЮСЕР. Итак, наши уважаемые консультанты-энциклопедисты считают пьесу исторически не точной?
КОНСУЛЬТАНТЫ № 1 и № 2 (в один голос). Да! Да!
ПРОДЮСЕР. Скандально зловредной?
КОНСУЛЬТАНТЫ № l и № 2 (в один голос). Именно! Да!
ПРОДЮСЕР. Пресса подвергнет нас травле?
КОНСУЛЬТАНТЫ № 1 и № 2 (в один голос). Вас будут топтать ногами во всех газетах.
ПРОДЮСЕР. Благодарю вас, друзья мои. Я признателен всем вам. Итак, эту зловредную пьесу, которая вызовет скандал и вой в прессе, мы начинаем репетировать с завтрашнего дня! Я думаю, возражений ни у кого не будет?
РЕЖИССЕР. Я этого делать не стану.
ПРОДЮСЕР (снимая трубку телефона). Соедините меня со всеми режиссерами, которые ждут постановки...
РЕЖИССЕР. Актеры, вы слышали?! (Берет у продюсера трубку и кладет ее на рычаг телефона.) Завтра в девять начинаем работу!
Тюремная камера. На заднем плане — гильотина. Из-за зарешеченных окон слышна «Марсельеза».
Несколько арестантов стоят.
ТЮРЕМЩИК (стоящий в дверях камеры, выкрикивает). Гражданин Бертье де Сен-Марин, бывший маркиз, ваше ходатайство отклонено, вы признаны виновным!
СЕН-МАРИН (оборачивается к остальным узникам, среди которых Бомарше и Фигаро). Прощайте, граф Шануа! Прощайте, герцог де Риль! Простите меня, шевалье Депрематруаз! Якобинец Бомарше, исчадие революции, предавший свое дворянство, — вы мне омерзительны, и я счастлив, что вас казнят вместе с нами, вашими врагами!
ТЮРЕМЩИК. Выходите, гражданин жирондист! Луи де ля Рожаз, бывший герцог де Риль, ваше ходатайство о пересмотре дела Конвентом отклонено, выходите!
ЛУИ ДЕ ЛЯ РОЖАЗ. Прощайте, граф Шануа! Храни вас Господь, Бомарше, вас, который никогда не был дворянином, вас, самого великого дипломата Франции! Прощайте! (Выходит.)
ТЮРЕМШИК. Франсуа Шануа, бывший граф, и шевалье Депрематруаз, ваши ходатайства о пересмотре дела отклонены, вы признаны виновными, выходите!
ШАНУА. Прощайте, Пьер Огюст де Бомарше, самый великий писатель Франции, я благодарен Богу за то, что был вашим современником!
(Выходит.)
ТЮРЕМЩИК. Пьер Огюст Карой де Бомарше, бывший шевалье! Конвент принял к пересмотру ваше дело. Оно будет слушаться завтра утром. Ваш слуга гражданин Фигаро может быть свободен сейчас же!
ФИГАРО. А я-то был счастлив, что обо мне забыли! Нет ничего более прекрасного, когда о тебе забывают сильные мира сего.
ТЮРЕМЩИК. Идите же, вы свободны, Фигаро!
ФИГАРО. По-вашему, я брошу Бомарше и побегу, как заяц?
ТЮРЕМЩИК. Вы же слуга! Поднимитесь с колен, забудьте, что вы были рабом! Идите!
ФИГАРО. Вся Франция — рабы Бомарше. Нет ничего почетнее, чем быть рабом таланта.
ТЮРЕМЩИК. Вы не хотите свободы?
ФИГАРО. Какая же это свобода, если Бомарше держат в темнице? Я хочу свободы и поэтому остаюсь здесь!
ТЮРЕМЩИК. А вы, менестрели? Вас ведь никто не сажал! Давайте-ка освобождайте помещение! Пусть Бомарше подумает о себе до утра в одиночестве.
БОМАРШЕ. Не о себе, о Франции.
Менестрели поют песенку о дружбе, отказываясь покинуть Бомарше. ТЮРЕМЩИК уходит.
Слезливая благодарность — удел кающихся тиранов, когда их сваливают с трона, или состарившихся политиков, которые мечтают о бессмертии. Я мечтаю о благе французов. Итак, ты, Фигаро, будешь играть роль моего обвинителя Лекуантра. (Он оборачивается к менестрелю № 1.) Ты, мой нежный Хосеба, станешь министром иностранных дел Лебреном. (Оборачивается к менестрелям № 2, № 3.) Всех остальных мерзавцев будете подыгрывать вы. Естественно, я стану изображать самого себя. Начинай, Фигаро... Простите, гражданин Лекуантр...
ФИГАРО. Встаньте, Бомарше! Вы признаете себя виновным в том, что ради личной наживы лишили республику двухсот тысяч ружей, столь нужных нам для обороны?
БОМАРШЕ. Великий поэт, подаривший французам «Илиаду» Гомера, — Антуан де Ламот-Удар, — выходя из Опера, наступил на ногу молодому человеку, который сразу отвесил ему пощечину. Великий поэт сказал: «Ах, сударь, до чего же вам неловко станет, когда вы узнаете, что я слеп».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу