Array Array - Дороги и тропы

Варится в котле на печке оленина. Молчаливая жена хозяина мнет в деревянной чашке ягоды шикши и голубицы, кладет туда рыбу и желтого цвета коренья. Визжат, бегают по избе две чумазые черноволосые девчушки. Схватили у отца из-под рук щепотку опилок, сыплют на щенка сверху и хохочут от удовольствия. А отец пилит бронзовый корабельный винт. Руки большие, мускулистые, в ссадинах. Он время от времени быстро проводит пальцами по тому месту, где пилит. Сосредоточенное, напряженное лицо невидящего человека, когда говорит, чуть наклоняет голову в сторону.

— Руки устал немножко. Надо менять работа.

Из кожаного мешка мастер достает тонкую оленью жилку, подносит к лицу, с помощью языка ловко вдевает жилку в иглу. Красноватого цвета шкурка на глазах у меня превращается в детский не то чулок, не то сапожок...

Я не видел, как Рультетегин танцует. Об этом много рассказывали. Никто из молодых не может танцевать так долго и так умело, как Рультетегин. Танцует под бубен около юрты и под музыку на маленькой, с пятачок, сцене сельского клуба. И борец он первый на всю камчатскую тундру. На праздниках никто не может положить его на лопатки...

Утром я видел, как Рультетегин шел из поселка. Прямой, росту необычайного, просто я не видел таких высоких людей! Красного цвета кухлянка с черным собачьего меха воротником. Высокая палка в правой руке, ножик на поясе. Через плечо перекинут тонкий кожаный поводок. Поводок тянет вперед молодая собака.

Мы с местным радистом наблюдаем идущего.

— Знаете, он рукой попробует и скажет: лисий след или собачий, свежий или вчерашний... Удивительный человек!

Через открытую дверь слышно: отчаянно пищит морзянка, но радист не спешит в домишко, заставленный черными ящиками. Мы глядим, как по сопке наискосок движется великан в красной кухлянке.

— Пошел по делам в тундру...

И два слова еще. Мы, ничем не обделенные на пиру жизни, частенько хнычем, жалуемся. И в то же время, вот сейчас, живет Человек в тундре, Иван Пинович Рультетегин.

Я знаю Бориса больше десяти лет. Знакомство состоялось потому, что я захотел о нем написать (Борис был тогда биофизиком-аспирантом). Но, выслушав мои планы, аспирант сказал: «Не надо, это будет мешать работе». Я не настаивал. Вечер мы говорили о разных разностях и подружились... И вот в хождениях по лесам съедено много соли и много черствого хлеба. Я хорошо знаю Бориса и хочу о нем рассказать.

Сейчас я отложил карандаш и в который раз прослушал пластинку... Это не музыка. Но, может быть, именно эти звуки послужили началом человеческим песням и нынешней музыке. Наверняка все начиналось с этих звуков, которыми и сегодня наполнены наши леса и рощи. Ничто лучше, чем эти звуки, не может в нас разбудить задремавшую радость. Но часто ли суета городской жизни отпускает нас в зеленый мир леса, лугов и речек? И вот нашелся охот-пик, собравший лесные звуки на эту пластинку. Стоит повернуть ручку, поставить иглу, и в доме начинают горланить лягушки, стонет горлинка и кричит коростель.

Кричит коростель... Для меня это один из самых дорогих звуков. Перед глазами встает деревенский двор, окруженный плетнем, старые вязы, кусты лозинок. В лозинках стоит туман. Из тумана виднеются лошадиные головы. И кричит коростель. Немудреные, монотонные звуки.

Но тот, кто слушал хоть раз, как в тумане кричит коростель, поймет, почему еще и еще хочется слушать пластинку. Или вот журавлиные крики... Кто скажет, что слышал, как кричат журавли? Из тысячи один человек скажет, что слышал, как кричат журавли. Соловей, дрозд, глухарь, весенняя барабанная дробь дятла, шмель гудит. И слышно, как дышит лес, как идет по земле зеленый, весенний шум. Нашелся охотник, который собрал эти вечные звуки. О нем и хочу рассказать.

Охотник за голосами не лесной человек. Последний раз мы встречались в городке Пущине под Серпуховом. Городок этот получил название в наследство от приокской маленькой деревушки. Городку суждено стать одним из центров нашей науки. Биофизик Борис Вепринцев переехал сюда из Москвы — получил лабораторию в недавно построенных корпусах института. Дело, которым он занят, называют передним краем науки. Не просто проверить точность двух этих слов — «передний край», но, кажется, они верно передают смысл всего, что происходит в лабораториях. И если продолжить образ, то Борис на этом переднем крае в чине ротного командира. Территория, которую «рота» взялась отвоевать у Неизвестности, крошечная — не видимая глазом нервная клетка. Пятнадцать миллиардов этих крошечных клеток составляют человеческий мозг — лучшее, что сумела сделать живая природа. Узнать, как работает, как живет, почему умирает нервная клетка, — значит узнать очень много, может быть, больше, чем узнали физики, расщепившие атом.