Array Array - Дороги и тропы

Построек в усадьбе осталось немного. Подлинные — только каменный мавзолей и сараи. Деревянный же дом с надписью «Богадельня», баня и белый флигель отстроены заново до войны и после войны. Большой родовой доги, казавшийся в детстве Тургеневу «целым городом», сгорел в 1906 году. От него остался за росший травою фундамент. Идут разговоры. «Восстановить дом». Пока же парк — главное, из-за чего стоит приехать в усадьбу.

Не все в парке помнит Тургенева — деревья умирают так же, как люди. Но липовые аллеи, конечно, помнят. И старые косматые ели, верхушки которых видишь с московской дороги, тоже помнят. Наверное, такими же солнечными и пахучими были поляны, покрытые шалфеем и белой кисеей одуванчиков. И пруд все тот же, и поле ржи. И деревенька за полем все та же, только на крышах вместо соломы — шифер и название по чьей-то неразумности стало другим. Чем название Петровское показалось хуже нынешнего (Передовик), трудно понять. Совсем уже огорчаешься, когда узнаешь, что в Петровском родилась мать Тургенева. И проходя лесом за селом Спасским, уже без надежды спрашиваешь у встречного: «Где тут Кобылий верх?» Ответ как подарок: «А вон за оврагом». Тот самый Кобылий верх в лесу, где Бирюк ночью в ливень поймал порубщика-мужика! Волшебную силу имеют иные названия. Бежин луг, лежавший от этих мест верстах в двадцати, потерял бы для нас всякий смысл и значение, назови его даже самым красивым и «созвучным эпохе» словом. К счастью, он по-прежнему Бежин луг...

По каким-то причинам издалека все увиденное в этих местах представлялось «не таким». И хотя ты знал: васильки в полосе ржи, крики грачей на тополях в усадьбе и красные карасики, которых мальчишки ловят и складывают в картуз, другими не могут быть, все-таки как открытие воспринимаешь обычность всего, что видят глаза. И еще раз убеждаешься: все, даже самое значительное на земле, питалось обычными земными соками...

Великой ценностью дошло к нам «тургеневское гнездо». Число нынешних гостей сюда измеряется тысячами. Одним радость — сфотографироваться у «тургеневского дуба» и убедиться: аллеи, как и сказано в путеводителях, образуют римскую цифру XIX — девятнадцатый век. Другие хотят побыть наедине в глухих уголках парка, где пахнет сыростью, где на солнечных местах растет земляника, где встретишь птичье гнездо и вечером в бурьянах услышишь маленькую певунью — камышевку-сверчка... В жаркий полдень на одной из полян я встретил мальчишек, присевших перекусить. Буханка хлеба и молоко в большой темной бутылке. На траве — рюкзаки и книжка со стебельком ромашки между страницами.

— «Записки охотника»?

Кивают, не переставая отхлебывать из бутылки.

— Издалека приехали?

Оказывается, из Мценска, лежащего отсюда в двенадцати километрах. По совету учителя на велосипедах решили объехать места, «про которые сказано у Тургенева». По карте я помог мальчишкам определить дорогу на Бежин луг. Потом мы вместе слушали птиц. Ребятишки жевали стебельки щавеля. Я листал книжку, знакомую людям уже несколько поколений...

Неопытный человек скажет, что все соловьи поют одинаково. Совсем нет. Даже в одном саду певцы разные. И есть места в России, где соловьи поют особенно хорошо. Совсем не зря, например, вошли в поговорку «курские соловьи». В курских садах, по оврагам и над ручьями, заросшими черемухой, крапивой и ежевикой, живут певцы необычайного голоса и старания. Замечено это было давно. Это мнение знатоки не меняют и по нынешний день.

Трудно сказать, откуда в курских садах пошла «соловьиная школа». Но она существует. Соловей хоть и родится певцом, все-таки не станет мастером, если не будет учиться у стариков. Конечно, и тут все решает природное дарование. Один учись не учись — пять колен, и вся его песня. Много средних певцов — семиколенная песня обычное дело. Мастер же такие чудеса, такие тонкости выделывает — знатоки плачут от счастья, услыхав однажды такую песню. Десять — пятнадцать колен, и все отточено, отделано, без путаницы и промедления. В одном коленце — черный дятел желна проплакал, в другом — разбойничий свист, потом коршун заклыкал: клы-клы-клы... Иной из певцов изобразит кукушкин клекот в момент перелета, птицей юлой затрепещет. И есть одно коленце, довольно распространенное, названное во всех местах одинаково — «лешева дудка».

Лешева дудка! Произнесите вслух два этих слова, и вы почувствуете немой восторг человека, уловившего в песне что-то знакомое всякому, кто хоть один раз бывал ночью в лесу...