Василий Белов - Все впереди

— Хорошо. Я выясню. Извините.

Он возвратил ей документы и вежливо попрощался.

Удрученный, умудренный, за один день постаревший, он вернулся в клинику и позвонил Зуеву:

— Знаешь, Медведева хотят объявить вне закона. Творится поистине что-то дьявольское. Я решил впутаться в это дело.

— По-моему, терять Медведеву нечего, у него давно все потеряно, — ответил Зуев.

— Как? — возмутился Иванов. — Тебе наплевать, что о нем говорят? У него же двое детей! Ему не позволяют даже видеться с ними…

— Слушай, может, приедешь? По телефону тебя нельзя даже выругать…

— За что ты хочешь меня ругать? Ладно, гуд бай…

Иванов бросил трубку. Старшая медсестра как раз принесла результаты анализов. «Что-то сегодня очень уж оперативно!» — пробурчал он, по-прежнему недовольный и злой. Анализ крови Виктора смутил его: кровь была идеальной. Кардиограмма и энцефалограмма также оказались безукоризненными. «Что он, дурака, что ли, валяет? — вяло подумалось Иванову. — Нет, на симуляцию не похоже. Как же его лечить?» До чертиков не хотелось говорить с психиатром.

Конечно, нарколог ждал этого звонка, но чтобы так быстро… Бриш позвонил Иванову в тот же день:

— Ты что, нанялся в частные детективы? Поздравляю.

— Нет, я пока не детектив, а нарколог, — Иванов перекинул трубку с правого на левое ухо. — Ты можешь со мной встретиться? На какой-нибудь нейтральной территории, к примеру, у Славки Зуева?

— Зуев для меня территория не нейтральная, — возразил Бриш. — Скорее, вражеская, ты же знаешь.

— А ты не путаешь его с Натальей? — спросил Иванов. — Это ведь две большие разницы, как говорят…

— Ну, в Одессе так говорят.

— Если тебя не устраивает зуевская квартира, я согласен на ресторан «Прагу».

Но сегодня Бриш не был расположен к шуткам, он всерьез воспринял слова нарколога:

— Платить пятьдесят рублей за один рыбный обед? Смешно! Лучше пропить эти деньги дома у моего ассистента.

— Согласен, — сказал Иванов. — Записываю адрес.

— Почтовый адрес я не помню. Найдешь визуально.

И Михаил Георгиевич растолковал визуальные признаки предстоящего Иванову маршрута.

После работы минут за сорок до назначенного срока нарколог вышел из метро на Пушкинской. Дальше он решил идти пешком до Никитских.

Он колебался: заходить ли ему в магазин «Армения»? Вспомнил пари и твердо решил не заходить. У Никитских он свернул в сторону Бронной. «Визуально» действительно оказалось проще, поскольку ни на доме, где жил ассистент, ни на дверях квартиры номеров не имелось.

Иванова встретил молодой белокурый парень, почти кудрявый, в джинсах, которые едва не лопались на его девичьих ляжках. Он назвал себя Андреем, о чем Иванов тотчас забыл. Комната, куда запустили нарколога, напоминала студию посредственного художника. Какие-то нелепые фотографии, воспроизводящая аппаратура, африканские маски. На полу валялась русская прялка. Коллекция иностранных сигаретных коробок, налепленная прямо на стенку, соседствовала с плетеной клеткой для попугая. Попугая не было, но зато имелась шкура средней величины удава, свернутая в рулон, как сворачиваются пожарные шланги. Она лежала на старинной конторке.

— Садитесь! — сказал парень и придвинул к столику кресло с драными подлокотниками. — Михаил Георгиевич будет минут через двадцать.

Но Бриш приехал значительно раньше, и хозяин оживленно забегал по квартире:

— Вам чай или кофе?

Бриш поднял вверх указательный палец:

— И уиски! Хотя твой гость, Андрюшенька, принципиальный трезвенник.

Иванова покоробило, и он спросил:

— Ты имеешь в виду себя?

— Что ты! — неестественно захохотал Бриш. — Когда это я был трезвенником?

«Опять „Белая лошадь“, — с отвращением подумал Иванов. — Не лошадь, а конь троянский».

Он был удивлен той быстротой, с которой появилась бутылка. Но на этот раз питье оказалось не заграничным. Все равно белая лошадка с кокетливо и бережно поднятым хвостом так и стояла в глазах. Вместо того чтобы отстранить фужер, куда Бриш налил примерно пятьдесят граммов золотисто-коричневой коньячной жидкости, Иванов, вопреки самому себе, взял посудину.

— Мы давно не виделись, — сказал Михаил Георгиевич, не дожидаясь хозяина. — За встречу!

Поколебавшись и странным образом погасив эти колебания, Иванов поднял фужер. Он был уверен, что контролирует ситуацию, и сделал неохотный глоток. Жидкость, слегка отдававшая самогоном, все же не вызвала рвотного рефлекса. Иванову было хорошо известно, как протестующе сокращался желудок от одного запаха водки. «Характер эйфории также иной, — отметил он про себя и отхлебнул снова, — она наступает медленнее…».