Вагаршак Мхитарян - Год - тринадцать месяцев

— Ни один не выйдет отсюда, пока не будет выполнено мое приказание. Понятно?!

Но и этот сигнал не дошел до цели. Молчат. Хмуро переглядываются — и ни с места.

Я не знаю, что делать дальше. Пожалуй, на их месте я тоже не стал бы выполнять эту работу, как наказание. Черт меня дернул психануть! И это после стольких лет тренировки силы воли! На душе муторно, хоть волком вой. К счастью, вместо меня взвыл Малинин:

— Григорий Иванович, прошу вас, отпустите меня. Ну, пожалуйста. Я ведь ни в чем не виноват!

— А в чем моя вина? — возразил я. — Тоже, видишь, стою, наслаждаюсь ароматом.

— А я не хочу больше стоять здесь! — топает Борис и переходит на визг. — Вы не имеете права! Я расскажу все папочке!

Этот «папочка» и спасает положение.

— Ах, как страшно! — трясется всем телом Сашка. — Ты еще в милицию заяви!

Сашка презрительно сплевывает и, подойдя к Вертеле, ударом носка выбивает из-под него ведро.

— Расселся тут!

Поставив ведро в раковину, откручивает кран на всю мощь. Молодец все-таки этот Кобзарь! Не знаю, что им движет: жалость ко мне или чувство справедливости. Как бы то, ни было, лед тронулся. Вертела доволен, что может, наконец, выйти из несвойственного ему состояния покоя. Орудуя шваброй, он норовит задеть ноги стоящих. Все приходят в движение. Но это не то, что я наблюдал в классе. Нет того оживления, смеха, игры. Все делается нехотя, молча, из-под палки.

Отлично чувствую: палка — это я.

Красюк стоит в прежней позе. Его упорство перешло в упрямство, и он один против всех. Однако и теперь он мне дороже остальных. Жаль ломать Валерку, но такова уж дикая природа наказания.

— Красюк, имей в виду, — с нажимом говорю я, — нам всем придется задержаться здесь, пока ты не поработаешь свое.

— Прошу вас, мистер Твистер, приложите ручку, — Вертела приставляет к нему швабру и отбегает.

Валерка, превозмогая себя и глотая невидимые слезы, берет деревянными руками швабру и тупо водит ею у своих ног. Для моей пирровой победы и этого достаточно.

Окончательно придя в себя, я начинаю соображать, что нужно скорее убираться отсюда: у мальчишек мокрые рубашки, еще чихать начнут.

— Дай-ка мне швабру, — обращаюсь я к Валерке.

— Зачем?

— С вами тут три дня просидишь…

— Это будет несправедливо, — неожиданно великодушничает Валерка и с остервенением бросается на самый «ответственный» участок.

— Очень даже справедливо, — повышаю я голос. — Какой классрук, такой и класс. Если бы вы хоть немного думали…

Мою сентенцию прерывает торопливо вошедший Василий Степанович.

— Вот это я понимаю! Самообслуживание? Правильно! Молодцы! — мигом оценив обстановку, деланно восклицает завуч. — Я всегда говорил, что в пятом «В» самые сознательные хлопцы.

— Кого побаиваться-то! — бодрится Кобзарь. — Мы все можем!

— Только отчего это вы все мокрые? Вспотели?

— За дурной головой и спине мокро, — дипломатично объясняю я.

— Ну-ка, кончайте да идите сушиться.

Уходя, Василий Степанович шепнул мне, чтобы я зашел к нему. Наверно, будет разнос.

Наконец мы заканчиваем злосчастную уборку и возвращаемся в класс. Я собираю всех вокруг себя.

— Слушайте меня внимательно. Впредь можете вытворять все что вам угодно и забудьте свое любимое «простите, я больше не буду». Но запомните хорошенько: на каждый ваш удар я буду отвечать двойным ударом! А сейчас можете отправляться домой. До свиданья.

Ответный хор был глух и нестроен. На большее я и не мог рассчитывать.

Кабинет завуча расположен на третьем этаже, сразу за лестничной площадкой. Продолговатая комната в одно окно вмещает самое необходимое: книжный шкаф, два стола буквой «Т», несколько стульев. На стене — исполненный в ярких красках план благоустройства школы.

Василий Степанович что-то писал. Не отрываясь от работы, он кивнул мне и показал глазами на стул. Я сел и тотчас почувствовал, как устал. И это после каких-нибудь трех уроков и при моем здоровье! Как же работают женщины? Если меня выберут министром, я вдвое сокращу для женщин недельную сетку часов, сохранив полностью зарплату.

— О чем задумался, сердитый человек? — Василий Степанович отложил тетрадь и, сняв очки, весело прищурился. — Прибегает ко мне Клава и чуть не за рукав тянет: «Скорее идите! Григорий Иванович своих в уборную запер и шумит на них, не иначе бить собирается!» Собирались, признавайтесь?

— Вам смешно. Вы не видели, что они натворили. Таким ремня дать — одно благо.