Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

Был дождь, я помню, как сейчас, и тополь плакал каждым листочком своим, и гудел он, и гнулся, словно волокна ему рвало, словно замахнуться он корневищем своим хотел. Они стреляли с трех шагов… Трое… И потом на лодку унесли того паренька.

Арсений протянул руку, тихо постучал по коре тополя.

— Тут вот, в сердцевине у него, пули засели!

Он замолчал и оглянулся, и все оглянулись теперь, — тополь взволнованно шумел от ветра, и звонкая волна отвечала ему. И даже отсюда, снизу, стало видно, как красная кровь заката струилась по густой листве.

— Я это видел, — повторил дедушка Арсений в тишине.

— Я тоже видел, — тихо отозвался Волков.

Но старик покачал головой.

Штурман повторил твердо:

— Тоже видел…

— Где же ты был? — закричал Арсений, почти бросаясь к нему.

— Я и есть как раз тот, второй, который выпрыгнул из лодки… И видишь, живой. Выплыл, хотя и наглотался воды… Под камнем я лежал.

Он показал на берег.

— Вон, под тем камнем.

Дедушка Арсений схватил его руку. Одним бесшумным движением люди сомкнулись вокруг штурмана. Теперь всем стало видно, как блестит его седина.

— Братцы!.. Товарищи!.. — закричал Михайло, задыхаясь. — Человек-то у нас какой! Хлеб-соль ему, товарищи, родному! Ко мне в гости прошу!..

Волков оглянулся по сторонам, каждый звал его к себе, каждый протягивал руку.

Но дедушка Арсений крикнул:

— Мое первое право, чтобы зашел ко мне в хату такой человек!

И Волков, крепко пожав руку старику, согласился.

Мы шли обратно по берегу после заката, в синей вечерней тишине.

Уже зажигались огни в поселке и у причала на наших маленьких кораблях.

Моря почти не было слышно, изредка только где-то близко шуршала осторожная волна.

Шагая рядом со штурманом, дедушка Арсений спросил:

— С какого моря теперь прибыли? С Черного?

— Нет, с Балтики, — ответил Волков. — На «Тереке» работаю — старпом.

— Сын у меня тоже где-то болтается по морям, — смущенно сказал Арсений. — Лет двадцать, как носа не кажет домой… Слышали, может?

— А как фамилия? Может быть…

— Горелый… Семен Арсеньевич… Боцманом он.

Волков остановился. Глубокий кашель захватил ему дыхание, было слышно, как хрипит у него в горле. Так, покачиваясь, он стоял целую минуту.

— Ничего, — сказал он, пересиливая приступ, — это… старое у меня… Горелого я знаю… Где-то он работает на корабле…

— Во как! — восторженно закричал Арсений. — Этот не изменит морю. Никогда!

Мы простились на причале, и Волков сказал, что завтра вместе с нами отплывает в Бердянск.

К дедушке Арсению собирался народ, и каждый нес штурману Волкову слово привета и дружбы, и все же он не смог долго пробыть у старика из-за этого приступа болезни. Мы удивились, когда уже через час он вошел на борт шхуны.

Спать, однако, он не лег. Целую ночь простоял на палубе и даже не заметил, что вахтенный набросил ему на плечи теплый бушлат.

В Бердянск мы уходили на заре. Уже убирали швартовы, когда Волков окликнул меня.

— Может быть, я не прав, — сказал он тихо. — Я обманул старика…

Я глянул ему в глаза. Они смотрели открыто.

— В тополе этом его, Горелого, кровь… Семен там стоял… Сеня Горелый, мой товарищ… Рыбак, солдат, герой…

Я отвернулся, до боли сжав зубы.

Мы уже выходили в море. Вершина тополя пылала в лучах восхода, и, когда ветер качал эту могучую вершину, охваченную огнем, он был похож на факел, на памятник, живой, полный силы.

В эту теплую и ясную весну над нашим побережьем почти не лежали туманы. Только иногда, по утрам, синяя дымка заволакивала взморье, но и она таяла при первых лучах солнца, и было так радостно в час восхода выйти на нос нашей маленькой шхуны и словно лететь над морем, над золотистой солнечной тропой.

Старые рыбаки говорили, что в этом году будет счастливый лов. Шел слух, что уже идет стерлядь. Эта большая, тяжелая, со свинцовым отливом рыба так и чудилась нам в белесой глубине.

Мы бродили у побережья, развозя снасти на промысла, от Керчи до Туапсе и обратно, почти до Очакова. Нас было шестеро на шхуне, все молодые, почти однолетки, и все из одного порта; и не было промысла, где бы ни встретили нас шумным весельем, как будто сами мы были вестниками удачи.

В эту раннюю пору в море по ночам редко можно было встретить рыбачьи суда. Они собирались в устьях рек и в тихих заливах.

Шкипер наш Алеша Дрозд, рослый и всегда загорелый, недаром шутил, что море отдано нам в аренду. Мы привыкли к этому затишью на рейдах, затишью перед страдой, к редким встречам с транспортными судами. Но тем более все мы были удивлены, когда, обогнув Черный мыс (у него суровая слава — штормы), увидели далеко в море целую флотилию рыбачьих судов. Сколько их было там? Наверное, не менее сотни. Это была не колонна: никакого строя не было заметно — просто огромное сборище баркасов, катеров и шаланд.