И вот он вошел в комнату. Мать, сразу же захлопнув дверь, бросилась к столу, чтобы задуть лампу, но Андрей сказал:
— Я не один…
Она посмотрела на него с испугом.
— Только сейчас проскакал разъезд…
Андрей опустился на лавку.
— Они… в селе?
Мать оглянулась на двери.
— Они оставили охрану. Сплошь эти… офицерье.
Отодвинув занавеску, он выглянул в окно. Высокое, стройное дерево в палисаднике гнулось от ветра. Дальше ничего не было видно, словно сразу же, у дома, начиналось ночное море. Мать стояла посреди горницы, и, оглянувшись, Андрей заметил, как полотенце, которое она зачем-то сняла с гвоздя, трепетало в ее руках. Он увидел ее глаза, широко открытые, непокорные, приказывающие.
— Там, на улице, мои товарищи, — сказал Андрей. — Впусти их.
Она подошла к двери и остановилась, прислушиваясь. Когда она открыла дверь, рокот гальки в прибое, как эхо обвала, ворвался в комнату.
Олекса и Денис одновременно шагнули через порог. Они сняли кепки и поклонились хозяйке, но она не ответила.
— Знать, незваные гости, — тихо сказал Денис и улыбнулся своей обычной задумчивой улыбкой. Высокий и русый, с короткими жесткими усами, с глазами цвета морской воды, он всегда был немного застенчив и робок на людях. Он отступил на шаг, когда мать Андрея обернулась к нему.
— Или у тебя матери нет, Денис? — сказала она.
— Есть, — сказал он по-прежнему тихо.
Но Андрей поспешно поднялся с лавки. Она протянула руку к нему, как бы останавливая, и не сводила глаз с Олексы и Дениса.
— Вы никуда не пойдете… Я спрячу вас… Ну, Андрюша, я же умру от горя!.. Никто не узнает. Я спрячу вас… Они убили здесь почти всех молодых и тех, приятелей твоих… Они убьют и тебя…
И вдруг она затряслась от рыдания. Но Андрею почудилось — еще громче стал шум моря. Он подошел к ней и обнял за плечи. Олекса и Денис тоже подошли. Андрей сказал:
— Я же знаю свой берег. Я каждый камень тут люблю… А теперь гитлеровцы тут, собаки. Наши идут с моря, наши! Ты понимаешь — пять тысяч человек… Мы идем, чтобы убить этих, что отрывают нас от матерей, — нет, не убить, — на куски разорвать… — Он тоже заплакал, стиснув зубы. — Прокляни меня, мать, если я буду жить в позоре, если ты палачу кланяться будешь… — он шагнул к порогу и остановился, уронив голову на косяк двери.
Она подняла руки, вытерла полотенцем лицо и снова, как в первый раз, посмотрела на Олексу и Дениса.
— Это правильно, дети?..
Олекса и Денис наклонили головы.
— Да.
Неожиданно она стала спокойной.
— Не знаешь ты своей матери, Андрей. Прадед твой от царя на Дон убежал… Дед с повстанцами на Азов пришел… Отец… да это ты знаешь… Нет, я не хуже рыбачьего нашего рода. Что надо вам, дети?
— Мы сигнальный огонь должны разжечь, — сказал Олекса. — Враг в селе?
Андрей обернулся. Он смотрел на мать. Он как бы узнал ее после долгой разлуки.
— Да, — сказала она, снимая с вешалки платок. — Только их мало. Я соберу хворост. Подождите. — И уже из сеней обернулась к Андрею, задумчиво посмотрела на него. — Сколько там, в море? Пять тысяч, говоришь? — И покачала головой. — Да… это не три человека.
Андрей схватил ее за руку, потом крепко обнял.
В этот вечер они больше не говорили друг с другом. Он только спросил:
— То, что я спрятал в погребе, когда уходил, в порядке?
— В порядке, — спокойно сказала она.
Вслед за нею они вышли во двор, и, спустившись в погреб, Андрей нащупал под рядном холодноватый ствол пулемета. Им понадобилось немного времени, чтобы установить пулемет на крыльце у раскрытых дверей. Потом они помогли матери перенести хворост из сарайчика к забору на невысокий скалистый пригорок, откуда еще в детстве целыми часами Андрей, бывало, смотрел на море. Отсюда открывался широкий простор, но сейчас непроглядная темень лежала над взморьем.
— Теперь уходи, мать. Иди к соседям. Они спрячут тебя.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Ты, верно, шутишь?
Потом взяла лампу со стола и, прикрыв ее углом платья, вышла на крылечко. Затаив дыхание, они следили за ней. Андрей подумал: в эти самые минуты в море, на мостике «Аю-Дага», командир и штурман тоже стоят в ожидании. Словно оцепенев, замер весь корабль, а тысячи глаз смотрят сюда сквозь ночь.
Медленно она спустилась по ступенькам, бережно неся огонь у груди. Когда она шла через двор, легкий свет дрожал над ее плечами, и ветер трепал платок, но не мог задуть огня: так бережно она его несла.
Олекса первый сел у пулемета. Розовая искра вспыхнула и взлетела. Трепетное пламя побежало по сухим ветвям, его рванул ветер, сразу превращая в бурный каскад, но еще целую минуту она стояла у огня, боясь, как бы он не погас.
Читать дальше