Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

— Хорошо, — сказал Варичев, прерывая его. — Но куда ты ходил прошлой ночью на стрельной лодке?

— Кто это видел? — поспешно спросил Крепняк.

— Я видел, — сказал Варичев, и тяжелое дыхание сорока человек опять ответило ему.

Степка упрямо тряхнул головой.

— Никуда я не ходил… Ты же сам говорил мне, что издали видел. А угадал ты по моей шляпе, только шляпу эту я на прошлой неделе еще Андрюше отдал.

— Ладно, — сказал Асмолов, отодвигая лампу. — Приведите, товарищи, Андрюшу…

По-прежнему веселый, Петушок уселся на первую скамью.

В горнице, наполненной густым синим дымом, стало просторней. Несколько человек вышло на улицу; Варичев тоже вышел на крылечко. Серафима уже стояла здесь. Она шагнула ему навстречу, и он губами ощутил ее дыхание.

— Ты знаешь все это?.. А может, ты невинного губишь… Тут, возле наших берегов, нередко шваль всякая, японцы-браконьеры шатаются. А что, если не виновен Петушок?

— Виновен, — твердо ответил Илья.

— Молодой он еще, подумай… — Она не успела договорить — на крыльцо вышел Асмолов.

Андрюшу привели через несколько минут. Окруженный рыбаками он вошел в горницу, улыбнулся, прищурил от света глаза.

— Веселье сегодня, что ли?..

Ему никто не ответил. Андрюша удивленно глянул по сторонам. Он, видимо, не знал еще о том, что здесь происходит. Он стал искать свободное место на скамьях, но Павел, рыбак с шаланды, как всегда молчаливый и мрачный, взял его за локоть и подвел к столу. Маленькие глазки Андрюши оживились. Он взглянул на Асмолова, потом на Крепняка.

— Гусли-то ведь я дома оставил.

— Это не к часу, — сказал Асмолов, ожидая, пока установится тишина. — Шляпу свою дареную ты ведь тоже не надел?

Андрюша вздохнул.

— Тоже…

— А давно она у тебя? — спросил Крепняк, улыбаясь.

— Неделю уже… Спасибо ему, Степану…

— Не стоит, — откликнулся Петушок с места. — Не об этом речь.

Андрюша взглянул на него и отступил вплотную к столу. Варичев заметил это словно невольное движение. Но вот открылась дверь, и вошел Рудой. Он был без шапки, лохматый, большой, — густая тень качнулась по горнице, и стало темнее, когда он подошел к столу.

— Что это?

Андрюша отшатнулся от него.

Рудой швырнул на стол обрывок сети.

— В кузне у него нашел… на верстаке.

Крепняк взял сеть и внимательно осмотрел ее. Руки его задрожали и спутанная борода затряслась, когда он начал ощупывать узелки плетенья.

— Да… Ставной невод… И вот — кусок тесьмы остался на шнуре.

Казалось, он вот-вот зарыдает. Тяжело, и медленно Рудой занес над Андрюшей кулак. Асмолов вскочил и удержал его руку.

— Дайте мне посмотреть, — сказал Илья, подойдя к столу.

Крепняк покачал головой.

— Ошибся ты, Борисыч…

Варичев не ответил. Он взял обрывок невода, придвинул лампу. Рудой с удивлением следил за ним.

— Что тут еще непонятного? — недовольно проворчал он. Но Асмолов указал ему на скамью.

— Сядь… Горячий больно.

Рудой повернулся и покорно отошел к стене.

Молча и пристально Варичев продолжал рассматривать сеть. Он чувствовал: общее удивление все более возрастает. Но, словно наперекор всем, он стал еще медленнее перебирать каждую нить. Кто-то от двери сказал:

— Довольно, Асмолов… Судить эту гадину — и все.

И горница опять наполнилась гулом голосов, нарастающим, переходящим в один грозный крик. Асмолов смотрел на Андрюшу и было видно, что он все еще не может оправиться от изумления; все знали — он любил кузнеца.

— Мы будем судить тебя, Андрей, — сказал он после молчания, и голос его дрогнул, и лохматые брови тяжело опустились над глазами. — Ты срезал невод? — говори.

— Я, — сказал Андрюша печально и опустил голову.

Асмолов поднял руку, сдерживая шум. Варичев посмотрел на Андрюшу, бледного, растерянного, прижавшегося к углу стола. Мельком Илья увидел Серафиму. С ненавистью она смотрела на него, но Илья улыбнулся, снова склонясь над сетью.

— Зачем ты сделал это? — спросил Асмолов в тишине.

Андрюша переступил с ноги на ногу, вытер слезящиеся глаза.

— Один я… А вы в море все время! Скучно мне одному.

Асмолов заметил улыбку Варичева, но не мог понять, почему молчит Илья, почему улыбается, когда должен просить прощенья у Петушка. Он положил руку на сеть.

— Ты ничего не скажешь, Борисыч?

Илья выпрямился и отошел от стола.

— Несколько вопросов, — сказал он мягко, тоном, каким всегда разговаривал с Асмоловым.

Но Асмолов прикусил губу.

— Ты указывал нам на Степана?