Георгий Соколов - Нас ждет Севастополь

— Идут! — в волнении, еще не веря своим глазам, воскликнула Таня. — Смотрите, товарищ лейтенант.

Все увидели шесть черных точек, которые приближались к мысу. Это были морские охотники. Они на полном ходу подлетели к берегу, стремясь быстрее укрыться в мертвое пространство, созданное высокими скалами. Тысячи людей устремились к ним. От места, где находился Глушецкий и его товарищи, до катеров было не менее пятисот метров. Матросы заволновались:

— А к нам ни один не подходит!

— И не подойдет. Видишь, там людей уйма!

— Да как же так? А мы?

— Давай сигналить!

Несколько матросов бросились в воду и поплыли к катерам.

Глушецкому тоже хотелось прыгнуть в воду и плыть, плыть…

Он посмотрел на Семененко, стоящего рядом, на Таню, на матроса с перевязанной рукой, на женщину в гражданском платье и почувствовал, что не может бросить товарищей.

До сих пор молчаливо переминающийся с ноги на ногу Семененко вдруг решительно заявил:

— Не доплывут. Катера раньше уйдут, — и повернулся к оставшимся матросам: — Трохи соображать треба. Не салаги же…

Действительно, катера начали отходить. Отходили они медленно, чихая выхлопными трубами.

— Перегрузились, — определил Семененко. — Мабуть, на каждый по сотне человек взобралось. На такой перегруженной посудине, чего доброго, можно и на дно загреметь. Когда же они в Новороссийск придут? Скоро рассвет, а они еще на траверзе Ялты будут. Налетят самолеты, и вставай тогда на мертвый якорь.

Глушецкий с некоторым удивлением оглянулся на него, не понимая, зачем он все это говорит, успокаивает себя, что ли?

Немцы открыли стрельбу по катерам. Стреляли они, однако, не метко, снаряды падали далеко от кораблей.

Когда корабли исчезли из виду, Глушецкий повернулся к матросам, притихшим, с поникшими головами.

— Не будем терять надежду, товарищи, — твердо сказал он.

Никто не отозвался. Семененко вздохнул и молча лег на камни. Женщина в гражданском платье беззвучно плакала, прислонившись к скале.

Утро выдалось тихое, безоблачное. Как только солнце выглянуло из-за горизонта, море засветилось, наполнилось яркими лазоревыми красками. Даже унылые серо-желтые скалы, лишенные растительности и мрачно нависшие над водой, казались позолоченными. Но утренняя красота никого не радовала.

Тишину нарушил голос сверху:

— Рус! Поспал? Доброе утро. Перестань упрямить. Сдавайсь. Отпустим нах хауз… дом.

— После дождичка в четверг, — подделываясь в тон, добавил невысокий курносый матрос с прищуренными маленькими глазами.

Глушецкий по голосу узнал в нем человека, который вечером отпустил шутку о танках.

Через несколько минут сверху посыпались гранаты. Матросы залегли. Глушецкий скользнул под скалу и выполз к тому месту, где находился часовой.

— На батарее немцы, — сообщил часовой, указывая рукой.

Его рука слегка дрожала.

Глушецкий поднес к глазам бинокль и увидел ходивших на высоте немцев. Они спускали со скал веревочные лестницы. Сначала лейтенант подумал, что они полезут по ним вниз, затем догадался, что лестницы спущены для тех, кто хочет сдаться в плен. Но по ним никто не поднялся.

Снизу стали стрелять, и несколько гитлеровцев свалились на прибрежные камни. Тогда немцы убрали лестницы. И в то же мгновение вниз полетели три бочки. Они разбились о камни, и из них в разные стороны потекли огненные струи. «Самовоспламеняющаяся смесь», — догадался Глушецкий. Он увидел, как многие люди, охваченные огнем, бросались в воду, корчились на камнях. Глушецкий опустил бинокль.

«Неужели и нам суждено то же?» — подумал лейтенант.

Вернувшись, он рассказал товарищам, что видел. Говорил он, стараясь сдержать нервную дрожь.

— А чего еще ожидать от фашистов, — сказал матрос с перевязанной рукой и со злостью сплюнул.

Его щеки опять задергались.

— Звери… Сдайся им, они покажут…

— Известно, убийцы!..

Женщина в гражданском платье слушала с застывшими от ужаса глазами. Ее красивое, тонко очерченное лицо побледнело, на высоком белом лбу пролегли резкие складки.

— Что же с нами будет? — шепотом спросила она Семененко.

Главстаршина молча пожал плечами. Его широкое лицо казалось бесстрастным, лишь на скулах ходили желваки.

Неожиданно сверху раздался елейный голос:

— Несчастные… Не надо сопротивляться…

— Ложись! — крикнул Глушецкий, прижимаясь к скале. — Опять гранатами угощать будут.

Но на этот раз вместо гранат немцы опустили веревочную лестницу. Она висела, качаясь, над головами моряков.