Отлежав после Перекопа больше двух месяцев в госпитале, с левой рукой на перевязи, Маша в феврале 1921 года возвратилась в Краюху. Отца уже не было; его, как многих краюхинцев, погубил страшный спутник тех лет — сыпняк. Мать, поплакав от радости и от горя, засуетилась: «Чем я тебя, доченька, угощать буду? Ничего у меня нет». Она сбегала к соседке, заняла десяток картофелин, разжилась невероятной для той поры роскошью — фунтом гречневой крупы и рюмкой подсолнечного масла.
Пока мать бегала по соседям, Маша начала уборку. Сметая в кухне пыль, она нечаянно уронила на пол круглый темный камень. Подняв его, увидела — это вовсе не камень, а лепешка из жмыха.
Мать, полив на картошку масло, сокрушенно сказала:
— Придется без соли… Не достала.
Маша несказанно удивила мать, выложив на стол спичечную коробку, набитую желтой, крупной солью, — в дороге подарили красноармейцы.
На другой день Маша зашла в уком партии к старом знакомой Прасковье Расчетновой. После объятий и поцелуев, расспросив Машу о житье-бытье, Прасковья сказала:
— Надо тебе, Машенька, теперь в партию…
Маша улыбнулась и достала из кармана гимнастерка билет члена Российской Коммунистической партии (большевиков).
— Я, тетя Паша, еще в городе Верном вступила. После мятежа. У нас в ячейке Дмитрий Фурманов был.
— Ну, тогда мы тебе отдыхать не дадим. Принимайся за работу.
Через несколько дней в краюхинском театре состоялось торжественное заседание, посвященное третьей годовщине Красной Армии. Электростанция не работала. Зрительный зал освещали две керосиновые лампы. После доклада председатель объявил:
— Слово имеет участник боев под Перекопом, красный командир Марья Антоновна Королькова.
Маша подошла к трибуне, и люди, увидев руку на перевязи и орден Красного Знамени, встретили ее такими аплодисментами, что дирижер духового оркестра, не поняв, в чем дело, на всякий случай распорядился сыграть туш.
Много с тех пор воды утекло. Несколько лет прожили Маша вдвоем с матерью, и хотя женихов было хоть отбавляй, замуж не выходила — была верна памяти своего Васи. Но время и молодость взяли свое. Прислали в краюхинскую совпартшколу, где на старшем курсе училась Маша, преподавателя Ивана Алексеевича Горелова.
Маша стала его женой. Правда, даже Горелов не знал, что накануне свадьбы (а ее справляли всей совпартшколой) Маша долго сидела у родителей покойного своего Васи: попросила прощения, поплакала. Может, поэтому и отказалась она стать Гореловой.
— Лучше, Ваня, останусь я Корольковой. К моей фамилии все привыкли…
Вся Краюха знала — дружнее и надежней семьи нет. Иван Алексеевич приучил Машу к стихам и вообще к литературе. Они посещали все концерты, смотрели все спектакли и кинофильмы. Жили в достатке, но кроватей с шишками не заводили, бархатных портьер не покупали и к шелковым абажурам относились иронически. Зато книг в доме хватало.
Через два года появился у них сын. Бабушка попросила назвать его в честь деда Антоном. Иван Алексеевич, улыбнувшись, охотно согласился, заметив, что есть и у него свой любимый Антон, — он имел в виду Антона Павловича Чехова.
Марья Антоновна по совету мужа окончила заочно исторический факультет Московского университета, получила диплом с отличием и стала преподавать историю в средней школе. Ученики ее любили, коллеги уважали за прямоту, принципиальность и эрудицию. Она знала в Краюхе всех, и ее — бессменного депутата городского Совета — все знали.
Марья Антоновна сохранила одну привычку, ставшую для нее традицией; в торжественные дни — на Майских праздниках, в Октябрьскую годовщину, Восьмого марта — она всегда появлялась с орденом и в кумачовой косынке, — это была память о первых днях комсомола, о боях под Уфой, в Туркестане, под Перекопом, память о милом друге Васе Королькове…
В 1941 году Антону шел четырнадцатый год, но это не остановило Марью Антоновну. Иван Алексеевич уехал на фронт в июле, а она, оставив сына на попечении бабушки, — в августе. Провоевала до самого Дня Победы, который встретила в Будапеште.
День Победы стал для Марьи Антоновны днем великой радости и огромного горя — получила известие: «Полковник Иван Алексеевич Горелов пал смертью храбрых в боях за Берлин…» А еще через несколько дней пришло письмо от матери: «Не писала я тебе, доченька, не хотела тебя расстраивать. Антоша еще осенью определился в какое-то военно-морское училище, и где он теперь — я не знаю…»
После войны Марья Антоновна снова живет в Краюхе, работает лектором в городском комитете партии, по-прежнему депутат. По-прежнему в торжественные дни она появляется в кумачовой косынке, вместо одного ордена у нее теперь четыре и пять медалей. Мать похоронила. Сын-моряк обзавелся в Ленинграде семьей и навещает Краюху редко, все больше в плаваниях, но каждое лето присылает к бабушке своего Ваню, удивительно похожего на Ивана Алексеевича.
Читать дальше