Владимир Осинин - Полк прорыва

Вроде не мало ем, а все сгорает.

— Бараний вес у тебя, комсорг, — говорит замполит. — Может, тебе усиленную порцию прописать? А то танкисты подумают, что это я тебя загонял.

Еды у нас хватает. Повар закладывает в котел на весь личный состав, а после боя не всем суждено вернуться к обеду.

— С тобой хочет встретиться помощник начальника политотдела по комсомолу, — сказал майор Нефедов. — Я обещал прислать тебя. Можешь сходить сегодня вечерком. Там заночуешь, а завтра вернешься. — Он показал на карте, где находится политотдел корпуса. — Хорошим шагом до дороги часа полтора. А там любая машина подберет.

Я задержался и выбрался только поздним вечером. Иду лесной тропой. Наши войска здесь занимают узкий коридор, справа и слева немцы. Ракеты вспыхивают почти рядом. Красиво отражаются в пруду у водяной мельницы. Рядом с нею ракиты свесили свои ветви до самых кувшинок.

От мельницы я сразу потерял тропу. Иду осторожно. Вижу, пускают близко ракеты, беру в сторону, туда, где темнота. Несколько раз пересекаю ручей. Мы переезжали его на танках, — значит, правильно.

И вдруг кто-то меня окликнул на чужом языке. Я упал на землю и притих в осоке. Над головой пронеслась автоматная очередь. Еще и еще. И опять окрик. Робкий, видимо, немец был молодой или тыловик необстрелянный, очереди дал с перепугу. Он кого-то зовет, сейчас меня начнут искать. Лежа, запускаю руку в карман, нащупываю лимонку, вставляю запал, поднимаюсь и швыряю ее на голоса, а сам бегу назад. Спотыкаюсь о коряги, падаю. Позади начинается стрельба.

Вынимаю еще одну гранату, последнюю, вставляю запал и несу ее в руке, как камень. Я всегда считал, что лимонка в любом случае куда надежнее пистолета.

Наконец-то вышел на дорогу. Под деревьями темнеют машины, расхаживают люди. У перекрестка тень — она меня смущает. Часовой стоит ко мне спиной, в плащ-палатке. Каска на голове тупая. И автомат у него с железным прикладом.

Отступаю в чащу. И уже бреду куда попало. Где немцы, где наши — не представляю. Теперь опасаюсь, как бы по ошибке не бросить гранату в своих: в темноте каждая тень может показаться подозрительной.

Небо пасмурное, шумит ветер. Стреляют со всех сторон, со всех сторон вспыхивают и гаснут ракеты. Немецкие — более яркие и разных цветов. Наши — бледные, редкие: их попусту не пускают, берегут, да и лень солдатам заниматься таким занятием.

Я прошел, наверное, километров десять, если не больше. Словно по какому-то заколдованному кругу хожу. Иду-иду, поверну в сторону. Потом опять… Уже далеко осталось зарево ракет.

Решаю: доберусь до первой же поляны и заночую на опушке под елкой или кустом лозняка.

И вдруг ветерок. Такой свежий ветерок может тянуть только с поляны! Ее еще не видно было, но она чувствовалась. Вот точно так же и в детстве, когда блуждаешь по глухой чаще. Поляны были спасением, я их знал все вокруг и от любой из них мог спокойно идти домой.

Но сейчас я, видимо, зря обрадовался поляне. Мне придется ее обходить, не выйдешь же на открытую местность.

После леса поляна показалась особенно светлой. Окруженная черной гущей деревьев, она напоминала огромную воронку. Посредине что-то лежало. Вытянулись рядом, будто слоны — хоботами вперед. Дальнобойные пушки! Возле них тени часовых.

Я не выхожу из леса, пробираюсь между стволами вековых сосен. Мне показалось, что между ними сверкнул огонек. Запахло дымом. Топилась не железная печка, а печурка — дым сильно пах землей, глиной и песком. Конечно, здесь расположились наши «славяне». Немцы с собой возят железные печки или бочки.

От сосны к сосне протянут кусок телефонного провода, на нем висят женские сорочки. Слышу смех и девичьи голоса. В землянке разговаривают. Видимо, сидя у печурки.

— Галка, ты не очень хлебай! А то кончится война, пойдешь с культурным человеком в ресторан и начнешь…

— Не начну! Кончилась бы только война, а остальное все будет как надо.

Сейчас я у них узнаю дорогу. Отодвигаю в сторону плащ-палатку и просовываю голову вперед.

И не понял, что произошло. Девушки завизжали, как будто на них устремился лев, забились в угол на нарах, прижались друг к дружке. И вдруг стихли.

— Добрый вечер! — говорю.

— Здравствуйте.

— Что же это вы так?

— Вася! А мы вас за немца приняли. Или за черта!

— Лучше уж за черта. Черт только пошутит, а немец — пуф! — и поминай как звали. — Я снял танкошлем, держу в руках. — Извините, пожалуйста, я к вам зашел случайно.

— Могли бы и не случайно. Мы вас приглашали…