Вот, пожалуй, истоки той боли за судьбу учителя, за дело народного образования, которая не давала писателю покоя и заставляла возвращаться к теме воспитания на протяжении всей жизни.
„Я действительно сразу же после фронта работал в школе, но никогда не считал себя профессиональным педагогом, — говорил Тендряков. — Жизнью школы интересуюсь потому — пусть это звучит банально, — что в ней куется наше будущее“. („Советская литература“, на нем. яз., 1983, № 11.)
Как правило, в прозе Тендрякова нет реальных прототипов. Однако военная биография Андрея Бирюкова повторяет военную судьбу автора. Тендряков делает своего героя связистом, ведет по тем же местам, где проходил сам — отступление задонскими степями, ранение под селом Циркуны на Харьковщине, — заставляет видеть то же, что видел сам: „Под обрывистым берегом жалкой речонки Царицы валялись скованные морозом трупы: изломанные тела, торчащие вверх ноги, скрюченные судорогой кисти рук, и все это переплетено…“ Судьбы героя и автора совпадают и в дальнейших поворотах: приезд в Москву, экзамены на художественный факультет ВГИКа, жизнь в общежитии, решительная смена профессии. Рассказы писателя об этом периоде дают основание для такого вывода.
Близок к образу учителя Ткаченко (не по внешнему рисунку, а по разрабатываемым идеям) кандидат педагогических наук В. К. Дьяченко. Директор московской школы М. Ценципер в своем отзыве на публикацию романа писал: „Озабоченный теми же бедами нашей школы, что и Ткаченко, В. К. Дьяченко выдвинул „метод парно-коллективных занятий“. Этот метод испытывался в школе № 308, в школе-интернате № 12. Дьяченко сам рекомендовал учителей в экспериментальные классы…“ („Не поспевая за бегущим днем“. — „Известия“, 1960, 10 марта). А вот что говорил В. К. Дьяченко на обсуждении романа в Союзе писателей: „Я хочу выступить как читатель романа В. Тендрякова „За бегущим днем“. Я знал, что роман пишется, знал, о чем пишется, но как будет написан роман, — этого я не знал. Более того, перед тем как прочесть роман, у меня с В. Тендряковым даже возникли некоторые трения. Я побаивался: хватит ли у писателя мужества подняться в защиту и прямо сказать о парно-коллективном методе, об оргдиалоге, вокруг которых сейчас идет спор, конца которому еще не видно. И нужно иметь действительно гражданское мужество, чтобы, разобравшись в этом вопросе, выступить с описанием борьбы, которая проходит вокруг нового метода обучения…“ („Будущее нашей школы“. — „Московский литератор“, 1960, 17 марта).
В этот период Тендряков тесно сходится с группой молодых энтузиастов, педагогов-новаторов, ищущих новые формы обучения. Они часто встречаются, спорят, думают о дальнейших путях развития советской школы. Тендряков тоже включается в поиск, превращается в исследователя процесса школьного обучения, в соавтора новых идей и практических предложений.
Критика тех лет в целом доброжелательно встретила роман. Однако были и отрицательные отзывы. В журнале „Нева“ в статье „Снисходительность“ (1960, № 7) завуч средней школы из г. Асино Томской области Г. Павлов утверждал: „Если художник, изображающий школьную перестройку, хочет быть справедливым, он должен убедительно заявить, что великую перестройку творят массы — массы учителей, общественников, рабочих и колхозников, помогающих педагогам учить детей по-новому, что победами в деле перестройки школы мы обязаны вдохновенному и дальновидному руководству партии“. Споры по роману продолжались не один год, роман затронул настолько больные вопросы классноурочной практики преподавания и всей системы обучения в целом, что вышел за рамки просто литературного явления и стал явлением общественной жизни. Сталкивались мнения. Учителя, директора школ, библиотекари, методисты спорили уже по только о художественных особенностях романа, спорили о своем, наболевшем. Эти споры во многом предвосхитили широкое обсуждение, в которое включилась вся страна при выработке новой школьной реформы.
„Роман „За бегущим днем“, как и предыдущие рассказы, повести В. Тендрякова, ставит актуальные проблемы, — указывал критик В. Панков. — Новаторство осознается автором и ого героем как составная часть вопроса о смысле жизни современного человека. Дух исканий, действенность — отличительные черты Андрея Бирюкова. Ими он интересен как личность, как не приниженный „обычный человек“…“ („О нравственности и смысле жизни“. — „Литература и жизнь“, 1960, 3 февраля).
Читать дальше