Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Напрасно ты, видно, ждал счастья, Роман. Оно не для тебя.

А тебе бог знает что показалось. Может, и в шахте не ждёт ничего хорошего… Единственная радость и утеха — это тройным узлом завязанный гвоздик — надёжный и верный друг…

Морис Дюрвиль подошёл к Шамраю, как всегда приветливо, нет, пожалуй, сегодня немного улыбчивей, чем всегда. Сказать ему что-нибудь или промолчать? Лучше промолчать!

— Приступай к работе, — сказал Колосов и исчез в нескончаемом, запутанном лабиринте галерей старой шахты.

Шамрай принялся за работу, но всё не клеилось в этот день. Лопнул шланг от пневматики, пришлось надставлять, неловко повернулся и больно ударил руку. А тут ещё зубки ломались у молотка один за другим. И что это за пласт такой попался, будь он трижды проклят…

Крепкая рука тяжело опустилась на плечо Шамрая.

— Пойдём, — послышался голос Колосова.

— А здесь кто останется?

— Ребята.

И вот началось раскрытие тайны. Они спустились в нижний штрек, потом долго плутали в густом кружеве старых ходков. «Мы уж, наверное, километра два прошли под землёй», — подумал Шамрай.

Теперь они очутились в давно забытой, брошенной части старой шахты. Закаменелые, обросшие пылью, как мхом, столбы креплений местами уже подгнили. Дунь на них — и упадут. По крутому ходку поднялись наверх. Видно, здесь когда-то проходил штрек, потом уголь выбрали, а разработку забросили.

— Куда мы идём?

— Сейчас увидишь.

Каменный пласт низко нависал над головой. Здесь уже приход лось не идти, а ползти на четвереньках по острым камням. Там, где кровля, держась на коротких подпорках, почти совсем прилегала к земле, вдруг блеснул свет, и послышался тихий голос:

— Кто?

— Свои, свои, — успокоил Колосов.

Они подошли к группе шахтёров.

— А, это ты, — весело приветствовал Шамрая Гиви Джапаридзе, — в нашем полку прибыло.

— Прибыло, — ответил за Шамрая капитан. — Давай в лаву, Гиви. Мы с Романом здесь поработаем. Через час присылай смену.

— Есть.

Гиви Джапаридзе и его напарник исчезли в темноте. Шамрай огляделся, посветив фонариком. Вырубка совсем свежая, крепления временные, но крепкие.

— Понимаешь? — спросил Колосов.

— Нет.

— Видел гору возле нашего «Капуцына»?

— Видел.

— За ней долина. Там тоже шахта. Когда-то называлась «Сан-маре» — «Святое болото», если перевести на наш язык. Шахта неглубокая, ствол не вертикальный, а наклонный. Уголь в ней выбрали давно, и шахту забросили. Понимаешь?

— Кажется, начинаю понимать, — замирая от радостного предчувствия, сказал Шамрай. — Вы пробиваетесь в эту шахту?

— Метров сорок осталось, — ответил Колосов. — Папа Морис всё точно рассчитал. А тогда…

— Что тогда?

— Что хочешь, — Колосов засмеялся. — Можно выйти через «Сан-маре», сделать отбивную котлету из немецкой комендатуры, вернуться снова в свой забой, нормально выйти наверх, снять номерки и лечь спать в лагере.

— Это возможно? — удивился Шамрай.

— Всё рассчитано по науке, — капитан улыбнулся.

— А чем ты будешь бить немцев? Кулаками? Где оружие?

— Будет и оружие, — капитан сказал спокойно, как говорят обычно о простом, уже решённом вопросе.

— Силён, капитан, силён, а я-то грешным делом тебя в немецкие холуи определил! — радостно засмеялся Шамрай.

Колосов тоже засмеялся и потрепал лейтенанта по плечу.

— Давай рубать.

Пневматики здесь не было, приходилось работать вручную. Но даже эта каторжная работа теперь казалась Шамраю весёлой прогулкой — такое необычное возбуждение охватило всё его существо.

Нет больше загадок. Всё стало на свои места. И он ещё чувствует у себя за ухом нежный стебелёк увядшего ландыша. Что ни говори, жизнь прекрасна!

На преодоление последних сорока метров прохода ушли чуть ли не два месяца. Кажется, подумаешь — сорок метров, по горстке можно перебросать. А вот возьмёшься прорубаться сквозь эти сорок метров допотопным кайлом — небо с овчинку покажется…

Но за этой адовой работой стояла такая смелая цель, что каждый раз Роман Шамрай шёл на смену, как на праздник. Всё было бы хорошо, покой наконец разлился бы в душе лейтенанта, если бы не Жаклин…

Девушка его просто не замечала. Словно не Роман перед ней, а пустое место. Когда-то, казалось, её весёлые шутки и остроты, как ножом, кололи сердце Шамрая. Сейчас лейтенант полжизни отдал бы, чтобы услышать хоть одно слово, обращённое к нему. Хоть насмешку, хоть грубость — только не это равнодушие. Когда он подходил к окну аккумуляторной, Жаклин молча протягивала заряженный аккумулятор и брала следующий, чтобы передать его другому шахтёру. Её синие глаза равнодушно, холодно скользили по лицам людей.