Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Копром командовал пожилой немец с длинными, как у моржа, пожелтевшими от табака усами. Сидел в своей кабине чуть ли не под потолком и руководил погрузкой, не голосом — разве услышишь? — а жестами.

А краном управлял другой немец — катался в кабине крана вдоль шихтового двора, крюком цеплял и тянул к копру остатки разбитых танков.

Внизу, где опасно, — Шамрай и ещё трое пленных.

Один раз, другой и третий пришлось поднять и обрушить вниз тяжёлую бабу. Не поддавалась лобовая броня тяжёлого немецкого танка. Обгорела, стала чёрно-красной.

Интересно, где его подожгли? Под Москвой или на Волге? Теперь, когда пленные перемешались с немецкими рабочими, утаить ничего нельзя. Под Сталинградом идут тяжёлые бои, это всем известно.

Гремит и лютует баба. Медленно поддаётся броня. Ну раз! Ещё раз!

Сдалась всё-таки сталь. Теперь Шамраю нужно быстро собрать эти осколки и нагрузить ими мульду. Сейчас кран подаст новую порцию лома, к тому времени наковальня копра должна быть пустой.

Кран поехал в другой конец цеха, минуту задержался там, потом двинулся с места и снова остановился. Чего он тянет волынку, этот крановщик?

Снова заскрежетал кран, поехал и снова остановился.

Немец-машинист на копре застыл в своей кабине, дал сигнал «внимание». Пленные, как по команде, взглянули на него.

— Всем выйти из цеха, — приказал машинист. Сделалось почему-то тревожно. А где опасность — не видно. Голос машиниста уверенный, резкий, лицо не то чтобы злое, а немного обеспокоенное. Причину этого сразу понять трудно, раздумывать некогда. Приказано выйти из цеха. Нужно выполнять приказ.

Шамрай вышел за высокие железные ворота. Ничего не понимая, остальные пленные остановились рядом с ним. Смотри да присматривайся, держи ухо востро: любая оплошность крановщиков в конце концов, как правило, оборачивается против них, пленных. Не обнаруживая особого интереса, Роман окинул взглядом шихтовый двор, стараясь понять смысл необычного движения кранов.

Так продолжалось, наверное, с полчаса. Потом наверху, на эстакаде возле мартеновских печей, как чёрный гриб, появился картуз уполномоченного гестапо на заводе Бертольда Фальке. Сухой, высокий, как жердь, он стоял возле железных поручней и сквозь сильные стёкла очков старался не упустить ни одной мелочи, смотрел на шихтовый двор. Там, осторожно потягивая за собой один-единственный вагон, медленно двигался по рельсам маневровый паровозик. Около ворот цеха машинист остановился, почему-то тоже очень осторожно, словно вёз он полную бочку воды и страшно боялся её расплескать.

По шаткой лестнице Фальке сбежал вниз, приказав пленным влезть на платформу с невысокими бортами, где было полно лома. Паровоз тихо двинулся с места. Мастер шихтового двора Карл Шварцбах на почтительном расстоянии опасливо шагал следом. Фальке не спеша пошёл за вагоном, стараясь не очень-то к нему приближаться.

Шамрай внимательно посмотрел на груз и тихо свистнул. Противный, хорошо знакомый холодок близкой опасности стиснул сердце. Посреди платформы, словно жирный поросёнок, расположившись по-домашнему уютно на ржавом листе железа, как на подстилке, лежала небольшая, килограммов, должно быть, на двадцать пять, авиационная бомба. Кто и когда положил её в железный лом — было неизвестно, но всё равно не очень-то приятно иметь рядом с собой такую соседку.

Медленно-медленно выехали они за ворота завода. Высокий картуз Бертольда Фальке, украшенный эсэсовской кокардой, где две кости скрестились под черепом, чернел на почтительном расстоянии. За заводской оградой, у опушки леса, паровозик остановился.

«Сейчас можно было бы бежать, — подумал Шамрай. — Вот так спрыгнуть с платформы и скрыться в лесу. Фальке, конечно, будет стрелять, но попадёт ли, неизвестно. Может, и нет. И очутиться бы на свободе!»

На свободе?

И тени свободы нет в этих аккуратных, словно граблями причёсанных немецких лесах, где каждое дерево имеет свой номер. Бежать можно, зная, куда бежишь, имея товарищей, друзей, а так, наобум, — прибежишь только на виселицу.

Фальке ближе подошёл к вагону. Мастер Шварцбах то ли из почтительности, то ли от страха остановился на шаг сзади него.

— Ты, — Фальке указал на Шамрая, — прыгай на землю!

Шамрай слез с платформы.

— Ты, — гестаповец указал на другого пленного, — возьми бомбу и передай ему.

Пленный послушно наклонился над бомбой.

— Смелее! — крикнул издали Фальке.

Пленный, напрягая все свои слабые силы, взял бомбу, ступил к опущенному борту — шаг, второй — и вдруг пошатнулся. Фальке в ужасе отпрянул назад: бережёного бог бережёт, чего доброго, упадёт эта чёрная уродина! Но чтобы продемонстрировать своё полное спокойствие, гестаповец спросил: