Виктор Савин - Чарусские лесорубы

Он достал из кармана желтый аптекарский пузырек, насыпал в ладошку нюхательного табаку, поднес к носу и дочиста вынюхал, пошевеливая широкими, подвижными ноздрями, а потом спросил:

— Ну, что у тебя, механизатор?

— Цепи надо подточить, Кирьян Корнеевич. Замучился я со своей пилой. Испроклял себя, что отдал свою старую бензомоторку.

— А что с твоей электропилой?

— Плохо идет, рез мшистый, а вместо опилок мука сыплется.

— Другие-то не жалуются.

— Не жалуются потому, что не знают еще, как должна работать механизированная пила. А меня тошнит от того, что новая электропила капризничает. У моей старой цепь в дерево шла как в сливочное масло, а у этой — шипит, фырчит, по рукам бьет. Домой идешь — руки в плечах ноют, сам весь будто свинцом налит.

— Так ты думаешь, это от меня зависит, от пилоправа? — прищурился Кукаркин. — Пилы тебе плохо точу? Ну-ка, дай сюда цепи.

Он сдернул с руки Ермакова пильные цепи, положил себе на колени и стал их перебирать в руке по звенышкам.

— Цепи, как цепи, наточены лучше некуда! — сказал Кирьян. — Нет, парень, видно, пила у тебя фальшит… Пойдем-ка в лес, проверим.

Бормоча себе что-то под нос, он закрыл избушку на палку, и быстро зашагал в лесосеку. Ермаков пошел за ним. Все эти дни, как начал работать на электропиле, он чувствовал себя скверно, словно в чем-то провинился. Часто не выполнял даже нормы. Стыдно было глядеть людям в глаза. Пришлось приноравливаться к новому инструменту. Надо было вместе с пилой таскать за собой тонкий черный, как змея, кабель и быть постоянно на привязи у электростанции. Раньше он только валил лес с корня, врубался в тайгу. Теперь его с бригадой в пять человек заставили не только валить лес, но обрубать и сжигать сучья, а при образовании завалов — раскряжевывать хлысты. Четыре электропилы, работающие одновременно от передвижной электростанции, наваливали столько леса, что трелевочные тракторы не успевали его оттаскивать на разделочные эстакады. Ко всему этому сама электропила у Ермакова шла тяжело. При разделке хлыстов ее часто заедало в пазах, приходилось пользоваться вагой. Всякие неполадки приводили в отчаяние. Он уже не раз подумывал идти к директору леспромхоза, просить разрешение переехать на Моховое и работать на своей старой бензомоторной пиле. Знал бы, как прежде, одно свое дело: первому врезаться в глухую урему, валить деревья, давать дорогу обрубщикам сучьев, раскряжевщикам, трактористам — всему фронту наступающих на лес.

Дорога до лесосеки была не ближней. Кукаркин, как всегда, шагал быстро, напористо преодолевая лесные пути-дороги, Ермаков еле поспевал за ним, обливаясь потом.

Новые лесосеки начинались за речкой Ульвой. Здесь чувствовалось большое оживление. По лежневке, перекинувшейся через речку, мчались к железнодорожной станции груженные бревнами автомашины. К разделочным и погрузочным эстакадам, расположенным по обе стороны транспортной магистрали, трелевочные тракторы «Котики» волокли длинные пучки хлыстов, точно морковки, сцепленные за хвостики, оставляли их на площадях у эстакад и с шумом, грохотом шли обратно к лесным делянкам — будто муравьи, стаскивающие строительные материалы для муравейника. А дальше, под кромкой седого ельника, обросшего мохом, тарахтели бензиновые двигатели передвижных электростанций, выкидывающие из тонких и высоких труб голубые дымчатые шарики.

На горке, перед спуском к Ульве, Кукаркин свернул с тропки и сел на поваленное дерево, достал свою «табакерку» и зарядил нос изрядной порцией табака.

— Устал? — спросил его подошедший Ермаков, обтирая ладошкой пот со лба.

— Кукаркин не знает усталости в ходьбе. Тут у меня излюбленное местечко. Нарочно свалил лесину, чтобы можно было посидеть, полюбоваться, что делается в лесу под Водораздельным. Красота!

— А в чем красота, Кирьян Корнеевич? — спросил Ермаков, оглядывая с горы каменистое ложе реки Ульвы, поленницы дров на берегах, новые вырубы под хребтом.

— Не понимаешь, парень? Пожил бы ты с мое на свете, так понял… С детства я знаю эти места, исходил вдоль и поперек. Тишина была, глушь. Думал, сотни лет простоит тайга нетронутой. Бывало, идешь по ней, кругом на десятки километров ни одной человеческой души, даже жутко становится. Ночью звезда по небу черкнет — мороз пройдет по коже. Как дикари жили! А теперь что происходит? Посмотришь вечером — не то звезда летит, не то в самолете лампочки светятся, и страха в тебе никакого. А на земле автомашины бегают, тракторы ходят, горит электричество, а от него всякие механизмы работают… А здесь что делается, под горой? Откуда взялись передвижные электростанции, механические пилы? Все придумал и сделал человек. Медведь ничего не изобретет, а человек все может, если над ним не стоят с дубинкой, не бьют по рукам. Ну, парень, пошагали!