Александр Яшин - «Открывать здесь!»

— Зачем намекать? Намеками делу не поможешь. Было трудно. Я говорил о животноводстве. Сверху нам планировали животноводство, а животноводство для наших мест то же, что кукуруза для Заполярья. Закупили мы сто пятьдесят коров в Западной Украине, а корма возили с Кубани. От одних коров терпели убыток в миллион рублей, старых рублей. Литр молока обходился колхозу в четыре рубля. Потом куры. Каждое яйцо стоило нам два рубля. Мы стали покупать яйца на Украине, на рынке, везли их на Кавказ, сдавали по плану и отправляли в Москву…

Юрий Семенович был почему-то недоволен, что разговор за праздничным столом опять принимал деловой характер, это портило ему настроение, но Ольга Сергеевна уже не хотела замечать этого.

— И вы не могли отстоять права колхозников? — горячилась она.

— Больше этого не будет! — решительно заявил Григол. — Сейчас все у нас пошло по-иному.

Юрий Семенович не выдержал:

— Довольно о делах!

— Больше этого не будет! — повторил Григол, глядя не на него, а на Ольгу Сергеевну.

Тогда Игнат Александрович встал из-за стола и увел Григола в кабинет. Там они просидели остаток вечера. Хозяйка дома, Евгения Федоровна, несколько раз носила им вино в бокалах.

Табачный дым, вопреки заведенному порядку, стлался по всей квартире, как в конторе правления колхоза.

В течение недели Игнат Александрович с утра закрывался в своей комнате, отключал телефонный аппарат, просил жену не стучать к нему понапрасну и не принимать никого посторонних.

— Не пускай в дом курящих! — особенно настойчиво повторял он.

В квартире было тихо. Наташа с утра уезжала в институт, Миша на время школьных каникул перебрался к бабушке. Игнат Александрович выходил из кабинета, только чтобы поесть, да дважды в день, как обычно, подолгу бродил по набережной. Спал он тоже в кабинете, а когда оставлял его, то захлопывал дверь и ключ брал с собой.

Ольга Сергеевна давно привыкла к этой его манере работать и не тревожилась. «Творческий запой» — так в шутку и сам он называл наиболее счастливые дни своей жизни. Ольга Сергеевна возилась на кухне, в коридор выходила на цыпочках и волновалась, лишь когда слышала, как мужа одолевает кашель.

За дверью сначала раздавались сипение и хрип, будто приходил в движение ржавый механизм старинных часов, перед тем как им начать бить. Затем со скрежетом отодвигалось кресло — это Игнат Александрович либо вставал, чтобы перейти на диван, либо наклонялся над корзиной. Воздух с трудом продирался через его сжатые больные бронхи. Кашель налетал как вихревой порыв ветра на деревенскую улицу, когда скрипят и хлопают калитки, гнутся деревья, всполошенно кудахтают куры и с визгом и хрюканьем разбегаются по подворотням перепуганные поросята.

Все в душе Ольги Сергеевны в такие минуты замирало от страха и жалости. Каждый стон, каждый стук, доносившийся из кабинета, отдавался болью в ее груди. Она припадала к двери, готовая в любое мгновение выдавить ее своей тяжестью и броситься на помощь. Время от времени она спрашивала:

— Подать тебе чего-нибудь, батько?

— Ничего не надо, уйди отсюда! — хрипел Игнат Александрович, когда удушье и кашель понемногу отпускали его.

В дверную щель несло холодом — значит, форточка в кабинете опять открыта. «Простудится еще на сквозняке!» — беспокоилась Ольга Сергеевна, подозрительно принюхиваясь к свежей осенней струе, — идущей из кабинета.

— Не простудись, отец! — говорила она и отходила.

Наконец Игнат Александрович принес на кухню готовую рукопись. Он выглядел усталым, но был доволен собой.

— Перепечатай, пожалуйста, — попросил он жену. — Я сейчас позвоню в редакцию, чтобы утром прислали курьера. Названия пока нет, может быть, ты подскажешь. Это очерк, но я думаю потом сделать из него повесть. Очень богатый материал подбирается.

Остаток этого дня и весь вечер он не работал и не заглядывал в кабинет: просматривал зачетные архитектурные чертежи и рисунки Наташи, звонил Мише, разговаривал по телефону с бабушкой, еще с кем-то…

Перепечатав и перечитав очерк, Ольга Сергеевна похвалила его:

— По-моему, получилось. Даже очень получилось! Ты сумел показать, на что способен сильный человек, если только пожелает и точно знает, чего он хочет. Все очень интересно…

— Спасибо! — обрадовался Игнат Александрович. — Давай так и назовем: «Сильный человек». — Подумав, он добавил: — Обязательно в повесть разверну. Завтра же засяду. Ты уж не мешай мне, потерпи еще немного.