Владимир Хазанский - Спросите у берез…

С Василием шестеро пестро одетых молодых парней. Это бывшие солдаты и сержанты Красной Армии. Они попали в окружение и прятались в латвийской деревне Башки. Кто-то донес об этом оккупантам. Чтобы спасти окруженцев от ареста, Александр Гром и Михаил Дубро переправили их к своим белорусским товарищам.

А Василий сразу привел сюда.

Отогнав сон, старожилы лагеря дружно знакомятся с новичками. Они рады пополнению: их стало больше, значит, можно чувствовать себя смелее — силы удвоились!

— Нам бы только на одну ночь, — словно извиняясь за беспокойство, говорит высокий скуластый парень. Это старший сержант Николай Волков. — Завтра мы построим новые землянки.

— Строить?.. Зачем строить, когда к вашим услугам готовая гостиница люкс, — улыбается Смирин и добавляет уже серьезно: — Новые землянки не нужны. Мы построили с запасом.

В справедливости его слов новички вскоре убедились сами.

Правда, особого простора в наспех построенных землянках нет. Но устроились все удовлетворительно, место нашлось всем. Лагерь заметно вырос, становясь чем-то похожим на бивуак — разместившееся во времянках небольшое боевое подразделение.

Это был настоящий смотр будущих бойцов. Пели, танцевали, а сами внимательно присматривались к каждому.

Вечером еще дул порывистый ветер. А сегодня даже не шелохнутся листья на тополе, что стоит против Аниськиного дома. Небо чистое, словно подсиненная простыня после стирки. Щедро шлет на озябшую влажную землю свои лучи солнце. То, что не успел сделать ветер, довершают они. Греют, сушат, очищают от снега и луж. По еще недавно раскисшим проселочным и лесным дорогам можно уже свободно проехать. Григорий и Василий выкатили во двор свои велосипеды, готовят их к поездке.

Аниська не спрашивает, куда они собираются. Знает — в Суколи. Там сегодня гулянка по случаю пасхи. Отмечать религиозные праздники немцы разрешают. Это, как сказал Григорий, чтобы отвлечь от советских праздников.

У девочки двойное чувство: с одной стороны, она понимает, что не пробудившийся интерес к пасхе тянет прошковскую молодежь на находящуюся в восьми километрах горку. Влечет нечто иное, чего она не знает. С другой стороны, все-таки обидно, что молодые втянуты в то, чего они раньше сторонились, что уже отжило.

— Надо же когда-нибудь и погулять! — прищурив глаза, сказал Мишка, не то оправдываясь перед ней, не то желая что-то утаить.

Мишка поднялся очень рано, на рассвете. За ним зашли какие-то ребята. Аниська была еще в постели, поэтому не видела кто. Теперь же уже полдень. Гулянка скоро может кончиться. А Григорий и Василий только задумали ехать в Суколи.

— Смотрите, куличи прозеваете! — с подковыркой предупреждает Аниська.

— Обойдемся, — коротко бросает Григорий.

— Да мы просто так, посмотреть, — улыбается Василий, — если бы на гулянку, разве бы я поехал без тебя?

Они сели на велосипеды и, оставляя на дороге извилистый след, поехали к лесу. Едут не быстро, хотя и усиленно жмут на педали. Быстрей можно идти пешком. Но они не спешат. Потому что спешить, действительно, незачем. Сегодня они только наблюдатели.

Молодежь в Суколях соберется разная. Многие и не догадываются о целях встречи, думают — просто пасхальная гулянка. Не исключена возможность, что могут пробраться и осведомители немцев. Поэтому стоит ли им, руководителям подполья, так неосмотрительно выставлять себя?

Деревня Суколи для такой встречи выбрана не случайно. Затерялась она в глуши, на берегу Освейского озера. С востока и юга ее зажали озерные воды и топкие болота, с запада и севера — массивы густого леса. К деревне ведет единственная сухая дорога, по обе стороны которой тянутся небольшие поля. У околицы дорога идет мимо кладбища. Еще издали, метрах в ста от него, Григорий и Василий услышали звуки гармони. Подъехали ближе и увидели на полянке группу веселящейся молодежи.

Встретил велосипедистов невысокий коренастый парень. Суколевский комсомолец Виктор Шипило был одним из организаторов гулянки.

— Давайте, друзья, к лубку. Покажите свою сноровку, — предложил он.

— А мы крашеных яиц с собой не прихватили, — ответил Григорий.

— Тогда, может быть, запечатлеете себя с нами на память? — предложил кто-то рядом. Людвиг Геродник! Сумел-таки выбраться из Освеи. Даже фотоаппарат прихватил.

— Нет, у меня нефотогеничное лицо, — возразил Григорий.

— И меня фото уродует, — в тон ему сказал Василий. — Так что, пожалуйста, без нас.