Владимир Хазанский - Спросите у берез…

Пообещав завтра прийти снова, девушки двинулись в обратный путь. А вечером в лагерь заявились Василий, Мишка и Владимир Вестенберг. Они привели с собой еще несколько парней.

— Левка! — узнал Бордович в одном из них Гельфанда. — Куда ты запропастился?

— Был в одной деревне. Потом бродил по лесу. Искал вас… — растерянно бормотал Лева.

— В общем, принимайте пополнение, — сказал Василий, — прошу потесниться и не обижать новеньких.

Мишка торжественно вручил старшему группы лесных поселенцев Евгению Бордовичу винтовку, а каждому из его товарищей по гранате.

— Одну винтовку на всех? — разочаровался Смирин.

— Это только пока, — пояснил Мишка, — для самообороны.

Перед уходом ребята закурили. Смирин отозвал в сторону Василия.

— Кто это? — спросил он, указывая на Вестенберга.

— Учитель, бывший директор школы, — пояснил Василий.

— А почему у него такая фамилия? Ну, нерусская.

— Он немец. А что?

— Немец?.. — удивился Смирин.

— Не бойся, — успокоил его Василий, — он совсем другой немец.

— Других немцев не бывает. Я не видел, — мрачно ответил Смирин.

Ребята ушли, растаяв среди елей и сосен, а Смирин смотрел им вслед долгим печальным взглядом. В сердце поселилась тревога.

Иногда можно было слышать такие разговоры: война простит, война спишет. Неправда это! Перед собой, своей совестью, перед народом каждый должен держать ответ — как жил, что делал в суровую годину?

Деревня проснулась от шума, топота, громкого крика. «Немцы!» — подумала Аниська.

Взглянув в окно, поняла: что-то другое. При появлении солдат-чужаков люди прятались по своим углам, будто стены родного дома могли укрыть их от всех бед. Теперь все бежали в одну сторону.

Что же случилось?..

Аниська, несмотря на строгий запрет матери, выбегает из дому и стремглав мчится туда, где образовалась толпа. Так это же дом Мишки Сорокина! Опять этот непутевый парень что-то натворил.

Сквозь грозно гудящую стену людей Аниська увидела у ворот запряженную лошадь. Незнакомые мужчины выносили из дому и бросали в сани большие куски залежалого сала, мешки с зерном, какие-то вещи. Откуда у лоботряса Мишки столько добра?

— Вот же сукин сын, нагадил и сбежал! — негодовал невысокий старик в потертом кожушке.

— Да он всю жизнь лицо от людей прячет, — сказала полная женщина в шерстяном платке.

— Негодник, и только.

— Настоящий гад!

— Проучить мерзавца! — слышалось из толпы.

— Люди трудятся, спину гнут, а он одним махом все забирахом. Чем он лучше немца? — сказал старик.

— Говорят, что его подбил на это какой-то парень из города, — пояснила полная.

— Честного не подобьешь, — возразил кто-то из толпы.

Люди шумели, возмущались. И вскоре Аниська узнала все подробности случившегося. Заехав ночью в соседние деревни Красово и Игналино, Сорокин основательно почистил кладовые крестьян. Объединившись, потерпевшие приехали в Прошки и нашли свое. Рассказывали, что просыпанное на дорогу зерно — один мешок с пшеницей был дырявый — и привело их к дому вора.

Осыпая Мишку Сорокина бранью, прошковцы теперь вспоминали все его «художества». И то что беспробудно пьянствовал, не раз хулиганил в клубе. И что бросал колхоз и искал легкие заработки на стороне. Все осуждали его.

Но главный суд был впереди.

После того как игналинцы и красовцы забрали уворованное и отправились домой, в стороне от деревни прогремели выстрелы. Их услышали в Прошках. А вскоре стало известно, что у опушки леса Сорокин устроил засаду. Он обстрелял красовцев и игналинцев, убил одного и двоих тяжело ранил.

Вскоре в Прошки нагрянули немцы. Они прибыли из ближайшего отсюда заборского гарнизона. Из Игналино с группой полицейских приехал бургомистр. Прибывшие заняли помещение клуба и сразу же вызвали старосту Бориса Борисовича Прошко, сменившего на этом посту Герасима Фроленка.

— Кто стрелял на дороге? — спросил офицер в форме эсэсовца, как только староста переступил порог клуба.

Спросил и застыл, уставясь на вошедшего, пока узкоплечий парень, уже вторично сопровождавший немцев в Прошки, не перевел его вопроса.

— Понятия не имею, — развел руками Борис Борисович.

— Может скажешь, что Сорокин живет не в твоей деревне? — ехидно вставил Гудковский.

«Игналинские или красовские мужики донесли, — определил староста. — Но кто это сумел так быстро передать через кордон немцам?..»

— А где он, этот Сорокин? Откуда он мог взять оружие? Кто разрешил крестьянам иметь его? Есть ли еще у кого оружие? — быстро спрашивал эсэсовец. Узкоплечий едва успевал переводить.