Юрий Сбитнев - Костер в белой ночи

Петр Владимирович замолкает надолго. Молчим и мы. Потом поднимает ладонь и долго держит ее, чуть приподняв, на уровне глаз, потом тихо шепчет: «Бегалтан» [13] Бегалтан — лунный свет. .

Охотники вышли только на третий день. Привезли много мяса. Следили сохатого — амака вышел. Взяли амаку — вот он и сохатый. Взяли и сохатого. В стойбище шумно. В двух громадных казанах варится мясо. Сердце, печень, ночки, легкие и самые сладкие куски медвежьего мяса готовят отдельно. Голова медведя лежит нетронутой позади чумов, прикрытая ветловником. Собаки, сладко обожравшись, спят, посвистывая и похрюкивая во сне. Все женщины заняты разделкой мяса, подкапчивают его на большом костре, продымливают, чистят, обрабатывают шкуры. Жена старшего сына Петра Владимировича, мать Асаткан, Биракан [14] Биракан — река. готовит пищу. Ей помогает Асаткан, раскрасневшаяся, веселая. Мужчины, все до единого, и я вместе с ними, мозгочат — колют сырые сохатиные трубчатые кости, выедают уже немного подзавядший мозг. Лица, руки лоснятся, покрываются налетом сырого костного жира.

Алексей — старший сын Петра Владимировича — полон гордости и тщательно скрываемой важности. Это от его выстрела рухнул сохатый, и на него вышел озверевший от собачьей трепки медведь. Ему — фарт.

Мозгочить поначалу неприятно, даже подташнивает с непривычки, но, глядя, с каким наслаждением, благоговейной сладостью едят вокруг, начинаю потихонечку, поборов брезгливость, втягиваться в общую трапезу.

Хлопнуть бы перед таким блюдом разом стакан за стаканом спирту или коньяку, а тогда и трава не расти — молоти все подряд. В вещмешке у меня фляга коньяка и две плоские бутылки «Отборной старки». Я их берегу, знаю сегодня будет праздник медведя. А пока, чтобы не обидеть охотников, стараясь не думать ни о чем, обираю пальцами, губами, языком расколотые кости, которые то и дело подталкивает мне то один, то другой охотник.

Втянулся — и вот уже в удовольствие глотаю студенистые, холодные, иногда чуть-чуть припахивающие сгустки костного мозга. Мозгачим. Тымаксан [15] Тымаксан — завтрак. .

После завтрака курим. Потом пьем чай, долго — до пятого пота. Охотники рассказывают, как брали зверя, быстро, по-своему, так, что не разобрать.

— Много лося, паря. Пожар горит — бадара. Сохатый прячется, сюда бежит. Шибко много.

— Где горит?

— Э, далеко. Двасать переходов, двасать пьят — оленя ходить будешь, — отвечает Алексей.

— Почему горит?

— Всяко разно быват. Агды — молнией зажигат, кудой место, там внизу, земля горит — выйдет огонь — горит. Кудой человек тайгу палит. Экспедиторы…

Экспедиторами эвенки и местные русские жители называют работников геологических, топографических и других поисковых съемочных партий.

— Шибко много кудой людишек по тайге бегат, — говорит Петр Владимирович. — Экспедитор больно кудой стал. Тайга — вредит, охотника — вредит. Кому польса делат, а?

Мне нечего ответить Петру Владимировичу. Я-то знаю, прав старый слепой охотник. Ох как прав! Много, очень много худых людей ходит по тайге.

Ежегодно в каждый полевой сезон в нехоженые, почти неизведанные и неисследованные края уходят сотни, тысячи, десятки тысяч экспедиций и партий. И у каждой на вооружении самолеты, вертолеты, новейших конструкций полуглиссеры, рассчитанные на мелководья, портативные, но мощные подвесные моторы, лошади, олени. В любой в самый что ни на есть глухой урман за несколько часов выбросят вертолеты целый десант, завезут продукты, рации — работай. Расширяются объемы работ, принимаются планы, ставятся новые задачи. И все это правильно, все это нужно. Но вот на одного специалиста, инженера, геолога ли, техника ли, топографа, приходится по десять, порой двадцать рабочих. Рабочих полевых партий. Но такой профессии нет, не в законе эта профессия, не в чести. Любой, кто бы он ни был, может в одночасье стать «экспедитором». Боже мой, кого только не встретишь среди рабочих полевых экспедиций! Все, кому не лень, хлынут в партии. Тут и такие модные в недавнее время туники (тунеядцы: очистили от них города, вывозили в Сибирь, возьми, боже, что нам негоже), алкаши (пьяницы, выброшенные из десятков учреждений и заводов), блатари (мелкие жулики, хулиганы с паспортами, выданными по справкам об освобождении), летуны (свободно передвигающиеся по стране люди в поисках рубля и приключений), романтики (срезавшиеся на экзаменах в институты и ушедшие в жизнь — это наиболее спокойная, но по неопытности тоже вредная часть великой армии «экспедиторов»). Да разве можно перечислить всех, кто ежегодно уходит в тайгу в казенной знцефалитке, добротных кирзовых сапогах, с казенным вещмешком за плечами, с казенным оружием, Постоянно меняющаяся текучая река судеб, характеров, лиц…