Борис Васильев - Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело и другие рассказы о войне и победе

— Контроль за решениями, которые мы принимаем?

— Жизнь, — решительно ответил Костя. — Жизнь — самый суровый поверяющий. Она сама отбрасывает негодные решения.

— Значит, контроль вне человека?

Константин не успел ответить, потому что полковник отвлек его вопросом:

— Твой отец в котором погиб, Костя?

— В сорок четвертом. Кстати, мне напомнили сегодня об этом, — он повернулся к жене. — Люба, где открытка?

Люба поднялась, порылась на отодвинутом в совсем уж неподходящее место письменном столе, нашла открытку и протянула ее полковнику. Командир прочитал, пустил по рукам.

— Странное послание. И без подписи.

— Нет, закорючка стоит. Видишь?

— А почерк–то — женский. Учти, Люба.

— Где это — Подбедня?

— Может, розыгрыш?

— Нет, не розыгрыш, — сказал Константин, получив наконец–таки открытку и еще раз перечитав ее. — Когда мне в детдоме отцовский орден вручали, помню, разговор был насчет станции Подбедня.

— Какой орден?

— Отечественной войны, — ответил капитан. — Люба, где орден?

— Может, в папиной коробке? — неуверенно сказала Люба. — Посмотри в кухне, на полке. Круглая такая коробка, из–под конфет.

В маленькой кухне возле заставленного посудой стола сидел отец Любы и плакал. Сопел, всхлипывал, но не утирал слез, которые стекали по его худым, изрезанным морщинами щекам.

— Что с вами, Илья Иванович? — с испугом спросил Константин, войдя в кухню. — Вам плохо?

— Лук режу, — улыбнулся сквозь слезы старик. — Люба велела луку нарезать, а он, понимаешь, больно вредный оказался.

— А почему к столу не идете? — спросил Константин, открывая дверцы настенного шкафчика. — Неудобно получается, Илья Иванович.

— Ты уж прости, Костя. Не к лицу я молодой компании. Перво–наперво — не пью. Второ–навторо — острого не ем. Только испорчу вам весь праздник. К тому же — полковник там.

— Ну и что? — Константин выставлял на стол различные кухонные предметы и разговаривал через плечо. — Съест он вас, что ли, полковник?

— Да что ты, Костя, — махнул рукой старик. — Я их смолоду пугаюсь. И полковников, и генералов. Я и лейтенантов–то робел всю дорогу. А с живым полковником, может, всего раз в жизни и разговаривал. Когда орден получал. Ты чего ищешь–то?

— Орден отцовский, — ответил Константин. — Люба сказала, что в коробке из–под конфет, а где эта чертова коробка?.. Ага, вот она.

Константин вытащил круглую жестяную коробку из–под леденцов и, сдвинув посуду, вытряхнул из нее содержимое. Множество памятных медалей на старых колодках, орден Отечественной войны и несколько выцветших фотографий тридцатилетней давности.

— Вот он.

— Это не он, — не согласился старик. — Этот — второй степени. А у твоего бати — первой, — он достал из ящика стола красную коробку. — Я его отдельно храню.

— Спасибо, Илья Иванович. — Константин взял коробку. — Уберите все здесь, ладно?

И вышел из кухни. А Илья Иванович принялся складывать в жестяную коробку солдатские, памятные и юбилейные медали. Делал он это неторопливо, разглядывая каждую медаль в отдельности. Порою качал головой, порою грустно улыбался чему–то. Последней он взял со стола фотографию с оторванным уголком. На ней были видны два солдата в сдвинутых на затылок зимних шапках с автоматами на груди. Позы и улыбки их были неестественно напряжены, потому что солдаты явно позировали фронтовому фотографу. Фоном для снимка служили руины какой–то немецкой крепости. Возможно, то был Кенигсберг. Несмотря на давний срок и потрепанность, в одном из солдат можно было узнать молодого Илью Ивановича.

Орден Отечествеиной войны первой степени лежал на широкой ладони командира полка.

— Весомая вещь, — сказал полковник, уважительно взвешивая орден. — Маленькая, а весомая.

В комнату бочком проскользнул Илья Иванович с тарелкой нарезанного лука. Поставил на краешек стола, хотел было тотчас же выйти, но полковник заметил его:

— Илья Иванович, куда это вы? За стол просим, за стол. Ребята, место ветерану Великой Отечественной.

Гости задвигались, освобождая место. Кто–то уступил стул, кто–то принес тарелку, вилку, рюмку. И тотчас же щедрая офицерская рука потянулась к этой рюмке с бутылкой водки.

— Отставить, — негромко сказал полковник. — Боржомчику можно вам, Илья Иванович?

— Если без градусов, — робко уточнил старик.

— Без градусов, — полковник сам налил боржоми — Ну, чего сыну пожелаете?

— Сыну?.. — Илья Иванович неуверенно улыбнулся. — Оно конечно, оно так. — И встал. Рука дрожала, боржоми проливался на стол. — В большую дорогу провожают тебя, Константин. Да. На учебу. Потом в большие начальники выйдешь. Так ты, это, ты о солдате не забывай. Начальник, он солдатами держится, каких бы званьев ни достиг. А солдаты — тобой. Нету у них никого, окромя начальников. Никого нету. И пожаловаться некому.