Михаил Булгаков - Том 3. Собачье сердце. Повести, рассказы, фельетоны, очерки. Март 1925 — 1927

— Нич…чего мудреного,— согласился человек с колбасой,— главное, что если б я стрелочник был со специальным образованием… А то ведь я портной…

— Что ты несешь?! — спросил машинист.

— Ничего я не несу,— сказал человек,— кум я стрелочников. На свадьбе был. Сам-то стрелочник негоден стал к употреблению, лежит. А мне супруга ихняя говорит: иди, говорит, Пафнутьич, переставь стрелку скорому поезду…

— Это ужасно!! Кош-мар! Под суд их!! — кричали пассажиры.

— Ну уж и под суд,— вяло сказал человек с колбасой,— главное, если бы вы свалились, ну, тогда так… А то ведь пронесло благополучно. Ну, и слава богу.

— Ну, дай только мне до платформы доехать,— сквозь зубы сказал машинист,— там мы тебе такой протокол составим…

— Доезжай, доезжай,— хихикнул человек с колбасой,— там, брат, такое происходит… не до протоколу таперича. У нас помощник начальника серебряную свадьбу справляет!

Машинист засвистел, тронул рычаг и, осторожно выглядывая в окошко, пополз к платформе. Вагоны дрогнули и остановились. Из всех окон глядели пораженные пассажиры.

Главный кондуктор засвистел и вылез.

Фигура в красной фуражке, в расстегнутом кителе, багровая и радостная, растопырила руки и закричала:

— Ба! Неожиданная встреча! К-каво я вижу? Если меня не обманывает зрение… ик… Это Сусков, главный кондуктор, с которым я так дружил на станции Ржев-Пассажирский?! Братцы, радость, Сусков приехал со скорым поездом!

В ответ на крик багровые физиономии высунулись из окон станции и закричали:

— Ура! Сусков, давай его к нам!

Заиграла гармоника.

— Да, Сусков…— ответил ошеломленный обер, задыхаясь от спиртового запаху,— будьте добры нам протокол и потом жезл. Мы спешим…

— Ну вот… Пять лет с человеком не виделся, и вот на тебе! Он спешит! Может быть, тебе скипетр еще дать? Свинья ты, Сусков, а не обер-кондуктор!.. Пойми, у меня радостный день. И не пущу… И не проси! Семафор на запор, и никаких! Раздавим по банке, вспомним старину… Проведемте, друзья, эту ночь веселей!..

— Товарищ десепе… что вы?.. Вы, извините, пьяны. Нам в Москву надо!

— Чудак, что ты там забыл, в Москве? Плюнь: жарища, пыль… Завтра приедешь… Мы рады живому человеку. Живем здесь в глуши. Рады свежему человеку…

— Да помилуйте, у меня пассажиры, что вы говорите?!

— Плюнь ты на них, делать им нечего, вот они и шляются по железным дорогам. Намедни приходит скорый… спрашиваю: куда вы? В Крым, отвечают… На тебе! Все люди как люди, а они в Крым!.. Пьянствовать, наверно, едут.

— Это кошмар! — кричали в окна вагонов.— Мы будем жаловаться в Совнарком!

— Ах… так? — сказала фигура и рассердилась.— Ябедничать? Кто сказал — жаловаться? Вы?

— Я сказал,— взвизгнула фигура в окне международного вагона,— вы у меня со службы полетите!

— Вы дурак из международного вагона,— круто отрезала фигура.

— Протокол! — кричали в жестком вагоне.

— Ах, протокол? Л-ладно. Ну, так будет же вам шиш вместо жезла, посмотрю, как вы уедете отсюда жаловаться. Пойдем, Вася! — прибавила фигура, обращаясь к подошедшему и совершенно пьяному весовщику в черной блузе,— пойдем, Васятка! Плюнь на них! Обижают нас московские столичные гости! Ну, так пусть они здесь посидят, простынут.

Фигура плюнула на платформу и растерла ногой, после чего платформа опустела.

В вагонах стоял вой.

— Эй, эй! — кричал обер и свистел.— Кто тут есть трезвый на станции, покажись!

Маленькая босая фигурка вылезла откуда-то из-под колес и сказала:

— Я, дяденька, трезвый.

— Ты кто будешь?

— Я, дяденька, черешнями торгую на станции.

— Вот что, малый… ты, кажется, смышленый мальчуган, мы тебе двугривенный дадим. Сбегани-ка вперед посмотри, свободные там пути? Нам бы только [отсюда] выбраться.

— Да там, дяденька, как раз на вашем пути, паровоз стоит совершенно пьяный.

— То есть как?

Фигурка хихикнула и сказала:

— Да они, когда выпили, шутки ради в него вместо воды водки налили. Он стоит и свистит…

Обер и пассажиры окаменели и так остались на платформе. И неизвестно, удалось ли им уехать с этой станции.

Михаил

«Гудок», 12 июня 1926 г.

20-го апреля ночью женщина-работница М., уборщица вагонов депо Москва-Ряз. Ур., по обязанностям службы находилась в служебном вагоне № 1922.

Вдруг видит — тащится в вагон пьяная компания. Сам ТРВ Каратаев, с ним два хахаля и какая-то гражданка.

Тотчас Каратаев направляется к уборщице М. и делает ей предложение: