Василий Шаталов - Золотая подкова (сборник)

— Ах, вот оно что! Тогда действительно надо уходить, — решительно посоветовал Клычли. — Давай завтра подадим заявление и… уйдем вместе. А?

Байрамгельды был бледен, глаза смотрели устало. В знак согласия он кивнул головой и отвернулся. Поставив машины на отведенную на краю поля площадку, механизаторы разошлись по домам.

А рано утром они уже поднимались на веранду колхозного правления. Узнав, что председатель у себя, они прошли в его кабинет.

— Что так рано? — спокойно спросил вошедших Вели Дурдыев.

— Вот заявления принесли, чтобы ты на канал нам разрешил поехать, — по праву старшинства заговорил Клычли Аширов.

— На канал, говорите? Хорошо, — произнес башлык [4] Башлык — председатель. . И снова внимательно посмотрел на ранних посетителей. По характеру он был человеком сдержанным, не злобным. Никогда ни на кого не кричал и даже не повысил голоса.

Башлык — председатель.

И внешностью своей председатель довольно резко отличался от других. Он весь был густого, темно-шоколадного цвета, почти черный. Вероятно, поэтому-то так резке и выделялись на нем ослепительно белая сорочка, белые зубы и желтоватые белки глаз.

— Уйдете вы, другие уйдут, а кто же будет пахать, сеять растить урожаи, бороться за честь родного колхоза? — мягко спросил башлык.

— Мы и будем бороться! — ответил Клычли.

— Каким образом?

— Канал строить будем. Как же нашему колхозу без воды? Да и всей республике?

Сделав паузу, председатель спросил:

— А я все-таки не пойму, зачем вы собрались уходить? На канале что… лучше, чем в колхозе?

— Мы лучшего не ищем, Вели-ага, — скромно ответил Клычли Аширов. — Мы не с корыстной целью…

— Тогда и смысла нет уходить. И здесь заработки хорошие.

Клычли задумался. Он даже голову склонил на бок, словно прислушивался к какому-то тайному голосу, который подсказывал ему слова, какими можно было бы объяснить председателю истинную цель отъезда на канал.

— Как бы тебе сказать, Вели-ага, чтобы ты понял нас, — медленно подбирая слова, начал Клычли. — Ты знаешь, что есть рыба, которая любит тихую заводь, прекрасно в ней живет и никуда из нее не рвется. Но есть другая рыба. Она любит быстрину. Такая рыба для тихой заводи не годится. Она погибает в ней.

— Значит, на быстрину захотели? — принимая лукавый вид, спросил Дурдыев. — А если и я захочу?

— Твоя быстрина здесь, Вели-ага, в колхозе, — весело, в тон председателю ответил Клычли.

— А твоя? Я еще как-то могу понять Байрамгельды: он молод, жизнь для него, как говорится, впереди. Ну, а ты? Немолодой ведь! До сорока, наверно, уже немного осталось. Работал бы себе потихоньку в колхозе и был бы счастлив. Нет! И ты туда же, за молодым… Байрамгельды, а ну-ка, давай твое заявление…

Наложив на нем соответствующую резолюцию, Вели-ага вернул заявление и, обращаясь к Аширову, сказал:

— А ты, Клычли, малость погоди. Всех отпустить сразу не могу. Будьте здоровы!

Друзья вышли из кабинета и им стало не по себе от этой встречи с башлыком, поломавшим им план а совместном отъезде на стройку. Настроение у обоих было невеселое.

Перед отъездом Байрамгельды пригласил Клычли на прощальный ужин.

К этому вечеру Огульмайса готовилась целый день пекла, варила, жарила…

Вечером, как только стемнело, пришел Клычли.

Так плотно и с таким аппетитом, как сегодня, на проводах Байрамгельды, он, пожалуй, не ел уже давно. От съеденной пищи и выпитого чая ему трудно стало дышать, неудобно сидеть. Он уже и ложился на спину, на бок, на живот — и все не мог устроиться как следует. Заметив страдания гостя, Байрамгельды подбросил ему пару подушек. Положив подушки друг на друга, Клычли обхватил их руками и навалился грудью. Теперь он чувствовал себя, как говорится, наверху блаженства и был бы не против пофилософствовать о чем-нибудь важном, глубокомысленном. Он счел, что самой подходящей для данного момента будет тема разлуки и начал быстро ее развивать с таким расчетом, чтобы своими рассуждениями хоть немного подсластить горький привкус расставания своего друга о молодой женой.

— Есть, Байрам, такие понятия, в которых заключено непримиримое противоречие, — начал Клычли и посмотрел на друга сквозь узкие щелки своих полуприкрытых глаз. — Возьмем, к примеру, такое понятие, как разлука. Хорошо это или плохо? Многие страшатся ее, как огня, и считают чуть ли не самым ужасным бедствием. — Клычли мельком глянул на Огульмайсу, сидевшую рядом с мужем. — Да, считают разлуку чуть ли не самым страшным бедствием, — повторил свою мысль Клычли и в глазах его появилось дружеское благодушие. — Но есть люди, для которых разлука — это благо. И счастливы они, когда настает для них такая пора. Возможно, тут правы и те и другие — судить об этом я не берусь, потому что жизнь — это сложная штука.