Виктор Курочкин - На войне как на войне

Они прошли от крыльца до колодца. Овсянников остановился, поправил на голове Сани шапку.

– Значит, майора Дядечку выкурили. Озорники! – Слово «озорники» у полковника прозвучало как «молодцы». Овсянников сел на обледенелый сруб колодца и пытливо посмотрел на Малешкина. – Ребята твои, наверное, сейчас за бутылку принялись. Они только и ждали, когда я уйду! Мне даже совестно стало. Тут, видимо, ничего не поделаешь. А ты побудь со мной. Выпьют – и пойдешь.

Саня усмехнулся:

– Оставят, товарищ полковник.

Лицо у полковника опять стало грозным.

– Вообще водка – гадость, а пить ее с подчиненными – вдвойне гадость. А ведь ты пьешь с ними?

Саня посмотрел на небо, потом на полковника и кивнул головой.

– Если хочешь быть настоящим офицером, прекрати. С сегодняшнего дня прекрати.

Саня удивленно посмотрел на замполита:

– Так водку ж дают. Положено.

– Что «положено»? – нахмурился Овсянников. – Я разве про эти сто граммов говорю? А я и эти сто граммов не пью. И никогда не пил. Еще Аристотель сказал: «Пьянство – добровольное сумасшествие». Знаешь, кто такой Аристотель?

Саня вздохнул и чистосердечно признался, что слыхал, но кто он такой, не знает.

– Вот то-то оно и есть, что ничего вы не знаете и знать не хотите. Чем вы занимаетесь на отдыхе, формировке? – спросил полковник и сам ответил: – Бездельничаете. Редко увидишь, чтоб офицер на отдыхе читал книгу. Малешкин, почему ты ничего не читаешь?

От удивления у Сани даже открылся рот.

– А где книги?

– Было бы желание, а найти всегда найдешь, – сказал Овсянников. – У командира машины второй батареи Васильева целая библиотечка. Ему каждую неделю из тыла невеста присылает книжку. Вот, брат, каких девушек-то надо иметь, а не таких, которые только дерут с вас, дураков, денежные аттестаты.

Саню вначале бросило в жар, потом в холод: «Откуда ему все известно?»

Дело в том – впрочем, опять виноват не Саня, а Теленков, – что Пашка переписывался с одной девушкой из Москвы. Сане тоже очень хотелось переписываться. Он и упросил Пашку познакомить его через свою подругу с кем-нибудь. Вскоре Саня получил письмо с фотографией писаной красавицы. Малешкин влюбился в нее сразу, да так, что, когда красавица попросила денежный аттестат, Саня, не задумываясь, выслал. На этом любовная связь и оборвалась. Оборвалась она и у Пашки Теленкова. Единственно, что утешало Саню, это то, что он аттестат выслал на полгода, а его приятель на весь год. Друг другу они поклялись хранить это в глубокой тайне. «Кто ж об этом рассказал? Наверное, начфин», – решил Саня. К начфину он обращался с просьбой вернуть аттестат обратно.

– Матери-то, наверное, ни копейки не послал? – спросил Овсянников. – А какой-то трясогузке всю зарплату.

Саня закусил губу, опустил голову и до тех пор не поднимал, пока Овсянников не кончил обличать его в невежестве, неряшливости и еще во множестве пороков, которые полковник Овсянников знал наперечет. Саня слушал и со всем соглашался. Что ж ему оставалось делать? Закончил Овсянников на том, что якобы он еще не потерял надежды увидеть Саню примерным командиром, так как времени для исправления у него хоть отбавляй. Полковник взял с него слово, что гвардии младший лейтенант Малешкин с сегодняшнего дня прекратит пить водку с экипажем. Саня, обрадованный, что «лекция» на этом кончается, пообещал не только с экипажем, но и вообще ее не пить.

Пока Саня провожал замполита, его экипаж опорожнил бутылку и доел огурцы с капустой. Командиру была оставлена кружка мутной самогонки. – Ваша доля, лейтенант, – сказал Щербак, подавая ему кружку и ломоть хлеба с салом. – Хлебните-ка во славу русского оружия.

Саня взял кружку, понюхал, поморщился.

– Чего ее нюхать? Откройте пошире зевальник, одним махом хоп – и в дамках! – посоветовал Щербак.

– Да он не умеет! – засмеялась Антонина Васильевна.

– Это я-то не умею? – возмутился Саня, но, вспомнив про зарок, решительно прошел в кухню и вылил самогонку в помойную лохань.

– Вот так. Понятно? – сказал он.

С минуту экипаж обалдело смотрел на командира. Молчание прервал Домешек.

– Понятно, товарищ гвардии младший лейтенант. Даже больше чем наполовину.

Саня посмотрел на Антонину Васильевну и по ее кривой усмешке и плотно сжатым губам понял, что она тоже недовольна.

– А мы-то ему больше всех оставили, – с горечью сказал Щербак.

– А как же, он у нас командир, офицер, – пояснил Осип Бянкин.

– Кто вам дал право обсуждать мои действия? – спросил Малешкин.