Ефим Зозуля - Студия Любви к Человеку

— Разрешите добавить к этому и следующее, многоуважаемый коллега, — перебил речь педагога другой педагог. — Я нахожу, что предложение нашего многоуважаемого Директора даже несколько жестоко. Если, с одной стороны, наука и разум лишают человечество любви к кумирам, то, с другой стороны, жестоко лишать его и ненависти к чучелам. Джентльмены, надо же пожалеть и душу человека!

Таким образом выяснилось, что лекция о любви и жалости к чучелам должна быть отложена на неопределенное время.

В Студию как-то пришел бледный и худой молодой человек и попросил принять его сразу в последний, высший класс.

— Почему так? — спросил Директор, прищурившись.

— Видите ли, — сказал молодой человек, — я уже достаточно люблю людей, но мне не хватает только немногого. Чего-то самого маленького (молодой человек отмерил четверть своего указательного пальца на правой руке), — вот такого маленького не хватает. Бог его знает почему.

— А людей вы резали? — спросил Директор.

— Боже сохрани! Никогда! — ужаснулся молодой человек.

— Били?

— Почти нет.

— Что это значит: почти нет?

— Видите ли, я был клоуном в цирке и бил по щекам и голове моего партнера Тика.

— Как же били? Ведь цирковые пощечины не настоящие.

— Верно, господин Директор, но Тик, чтобы лучше тешить публику, бил меня по-настоящему, пребольно, и я отвечал ему тем же.

Наше выступление поэтому всегда пользовалось большим успехом у публики.

— Хорошо. Что же нам теперь надо?

— Мне нужно, господни Директор, чтобы меня хоть немного пожалел кто-нибудь. Тик был карьерист и никогда не жалел меня, когда отпускал пощечины.

Последней фразы Директор не расслышал. Кто-то подошел к нему, как это часто бывает в общественных учреждениях, по срочному делу и отвлек разговором.

Директор рассеянно сказал молодому человеку:

— Ладно! Вы приняты. Идите и канцелярию.

Молодой человек, сорвавшись с места и хлопнув в ладоши от удовольствия, побежал и канцелярию и, торопясь и нервничая, внес плату за учение.

Уплатив и получив квитанцию, он преобразился. Стал надменным, неторопливым, брезгливо резким и весьма уверенным. Он вышел из канцелярии и спросил у проходившего ученика:

— Скажите, граф, где тут у нас высший курс?

— Графов давно нет, сударь! — ответил ученик. — А высший класс в пятой зале, налево.

Бывший клоун нетерпеливо прошел в высший класс, направился прямо к эстраде и обратился к аудитории с горячей просьбой, прозвучавшей весьма искренно, потому что клоун действительно был искренен:

— Товарищи по любви к людям! Пожалейте меня! Меня никто никогда не жалел. Пожалейте меня, мои милые, мои чудные! Я уже внес деньги, квитанция у меня в кармане, я хочу учиться любви к человеку, я почти уже умею любить людей, но мешает любить их то, что меня никто никогда не любил и не жалел. Пожалейте же меня, друзья, пожалейте, дорогие товарищи! Я хочу ласки! Ласки! Ласки!

Неожиданная просьба клоуна была так горяча и страстна, что педагог, собиравшийся читать очередную лекцию о технике уважения, оторопел и, не зная, что ему делать — протестовать или покориться, находчиво обратился к аудитории со следующим предложением:

— Братья! Мы собирались заняться техникой уважения. Но брат клоун так трогательно просит пожалеть его, что я ничего не

имею против того, чтобы вы исполнили его просьбу и высокой техникой жалости и ласки, показанной тут же, выразили бы ему этим самым глубокое уважение, что вполне будет соответствовать сегодняшнему нашему уроку.

— Хорошо! Хорошо! — раздались голоса с мест.

В зале все стихло.

Клоун стоял на эстраде и ждал.

— Ну, начинайте же, — тихо сказал учитель.

Кто-то робко кашлянул.

— Смелее! — подбодрил учитель.

Из задних рядов поднялся высокий губастый и хмурый человек. Он, деловито и тяжело топоча, подошел к эстраде, взобрался на нее, стал против клоуна, откашлялся и заорал на всю залу:

— Мы тебя жалеем! Жалеем!.. Жалеем!.. Жалеем!..

Потом повернулся и ушел на свое место.

Вслед за ним на эстраду вышли двое. Один — фабрикант, другой — старик лавочник с весьма темной репутацией. Оба они начали кланяться клоуну, счищать воображаемую пыль с его костюма и говорить ему ласковые слова, причем фабрикант предлагал ему деньги, а лавочник — продукты в кредит из своей лавки.

После них на эстраду вышел низенький злого вида человек и долго гладил клоуна по голове, привстав для этого на носки.