Юрий Перов - Обида

Пока Мишаня непослушными руками ломал спички, Кузьмич успел рассмотреть, что ему не больше двадцати восьми — тридцати лет, что парень он скорее симпатичный, что всё в нём, начиная с фигуры и кончая манерой говорить, как-то мягко, округло и чуть ли не расплывчато.

Петров, внимательно, с видом лечащего врача наблюдавший за Мишаней, видимо, пришёл к какому-то обнадёживающему выводу, словно решил, что пациент жить будет. Он решительно налил половину оставшегося вина Кузьмичу, а остальное выпил из горлышка, будто не замечая тревожного взгляда Мишани. Потом деловито достал из кармана тонкую проволочную петлю и, просунув её в горлышко, ловко вытащил пробку.

— Ну что, Дмитрий, может, я сбегаю? — робко спросил Мишаня.

— Домой, баиньки, — мягко, но окончательно сказал Петров.

— У меня дома посуда есть, и Шурик мне три рубля должен… Я быстро…

— Спать, — сказал Петров и повернулся к нему спиной. — Ну что, браток, я думаю, теперь надо пивком переложить, а то потом от этих чернил отрыжка замучает.

— О, это идея! — воскликнул Мишаня. — Вы возьмите на мою долю пару кружек, а я сейчас… Мне мои студенты вот такого леща привезли в виде взятки…

— Лещ — это хорошо, — задумчиво сказал Петров. — Только всего-то не тащи, отрежь по кусочку…

В соседнем пивном баре Кузьмич бывал однажды, но Петров повёл его дворами, совершенно незнакомой дорогой, и Кузьмич до самого последнего момента не знал, куда они идут, а спросить, что это за «гадюшник», стеснялся.

В баре свежевымытые полы ещё дымились, высокие и узкие стойки, выкрашенные под дерево, были сухие, а входную дверь, чтобы она не бухала, кто-то подпёр кирпичиком. Ещё никто не курил, и таблички на стенах «У нас не курят» выглядели самоуверенно и внушительно. Пива ещё не было. Вернее, оно уже было, им наполнялись огромные металлические баки, оно уже бежало по твёрдому резиновому шлангу из крутобокой машины с надписью «Пиво».

— Сколько Михаилу возьмём? — спросил Кузьмич, когда их очередь подошла.

— Нисколько…

— Ведь он просил…

— Ты, браток, как ребёнок… — снисходительно улыбнулся Петров. — Он же домой пошёл… Кто же его теперь отпустит. У него теперь домашний арест. Хорошо, что подлечиться успел… Наверное, встал, пока все спали, или ещё не заходил домой… А насчёт леща не беспокойся, у него нет. Может, и был года два назад… И студенты взяток ему больше не приносят, потому что он нигде не работает. И жены нет, она ушла от него. И диссертацию он никогда не защитит, хотя предварительную защиту действительно прошёл года три назад… Так что будем здоровы.

От этого рассказа на Кузьмича напала тоска. Ему вдруг стало так жалко Мишаню, что он чуть не заплакал, хотя на слезу был крепок. Он часто заморгал и огляделся. Мужики уже закурили, воровато пряча папироски в рукава пиджаков, как школьники на переменке. Кто-то уже наливал в пивную кружку нежно-фиолетовое вино, кто-то с треском раздирал пересохшего леща, и чешуя брызгала в стороны, уже к ним два раза подходила маленькая женщина в белом фартуке поверх белого халата и в галошах на босу ногу и, встав на цыпочки, забирала пустые кружки. Уже к Митьке подошли и почтительно поздоровались несколько личностей с печёными физиономиями. Некоторые из них носили по паре синяков или свежих ссадин. Уже явилась компания молодых румяных и горластых ребят. Одеты они были хорошо, вина не пили, курили не таясь, а на окрики разливальщицы отвечали, что они, мол, не взатяжку С ними была хорошенькая девчушка в потёртых джинсах. Она всё время льнула к самому долговязому Пива она не пила, а только заглядывала в глаза долговязому И всех Кузьмичу было жалко. Он уже хотел сказать Митьке что-то такое важное, главное… И слова подвёртывались высокие и пламенные, такие, каких Кузьмич никогда не произносил.

— Митя, — волнуясь, начал Кузьмич, — Митя, ты послушай, что я тебе скажу… Митя, ведь Михаил совсем молодой, у него ведь молоко на губах… так зачем же он так, Митя? Ведь ты же умный, ты всё знаешь…

— Как тебя зовут-то, браток? — вдруг спросил Петров.

И Кузьмич, которого уже двадцать лет все звали по имени и отчеству, смущённо сказал:

— Федя.

— Так вот, Федя, загнулся бы он сегодня, если бы мы его не подлечили. А дальше уже его дело. Мы своё сделали. А главное, не бери в голову.

В это время откуда-то из-за спины протянулась рука и забрала кружку пива, стоящую перед Петровым. Он не спеша оглянулся и, потеснив боком соседей, дал место около стойки маленькому, щеголевато одетому человечку с огромным золотым перстнем на пухлом пальце. Кузьмичу бросился в глаза его маленький, весь в синих и красных прожилочках носик. Человечек не спеша пил, а Митька смотрел на него с удовлетворением. Наконец незнакомец оторвался от кружки, достал из нагрудного кармана красный в белый горох платочек, аккуратно вытер губы и сказал: