Юрий Перов - Обида

— Какой колодец? — опешил Палыч.

— Обыкновенный, Палыч, обыкновенный, мой дорогой.

— Ты хочешь… Подожди! Я не понял.

— А чего тут понимать… Завтра с утра начну копать колодец. А ты заготавливай пока осину, берёзу, в общем — весь материал, а что не успеем вместе, ты один доделаешь. Главное, как я понимаю, яму выкопать и сруб поставить…

— А где же ты его копать будешь? — прищурился Палыч. Его лоб прямо на моих глазах мокрел, очевидно от напряжённой работы мысли.

— Как это — где? Во дворе, разумеется. Конкретное место завтра же и спланируем.

— И не подумаю… — резко оборвал меня Палыч.

— Почему? — воскликнул я, удивлённый такой категоричностью обычно мягкого и даже вяловатого Палыча.

— Чтоб на меня пальцем показывали, что я куркуль какой-то! Кулак!

— Но почему же куркуль? — ещё больше изумился я.

— А кто же? Ни у кого колодца нет, а Палыч у себя на задворках, как крот какой-то, по ночам колодец роет.

— Зачем же по ночам?

— Так если днём копать — мужики затюкают, умником обзывать начнут.

— Господи, да что же плохого в слове «умник»?! — взмолился я. — Почему ты должен обращать внимание на всяких дураков? Почему тебе не приходит в голову, что, наоборот, у тебя учиться начнут, пример с тебя брать и назовут тебя не «умником» — раз ты этого слова не любишь, — а «умным».

— А почему же до сих пор никто у себя колодца не вырыл, если это так умно? — прищурился Палыч.

— Не знаю! — вскричал я. — Наверное, ни одного умного на триста дворов не нашлось…

— Пришлось из Москвы звать, — ухмыльнулся Палыч и, весьма довольный собою, прикрыл глаза.

Для него всегда ввернуть какое-нибудь хлёсткое словечко, победить противника в споре каким-нибудь едким замечанием означало как бы и победить ту проблему, по поводу которой разгорелся спор…

Но я был не из тех, кто может спутать причину со следствием. И, не обращая внимания на его ухмылки, я как ни в чём не бывало продолжал:

— Часиков в девять и начнём. Раньше не имеет смысла. Сейчас поздно светает. Ты знаешь, мне кажется, что лучше всего его копать у гаража, слева. Хотя нет. Там близко туалет… Как ты думаешь, на сколько метров колодец нужно отнести от туалета, чтобы избежать их взаимного влияния?

— Ну вот что, — поднимаясь, сказал Палыч, — одевайся и пойдём. Дусе тоже мыться надо. Печка как раз для неё остыла.

Все это он произнёс очень сердито, я бы сказал — обвинительным тоном, мол, хватит всякой ерундой заниматься, пора и о человеке подумать. Он накинул на плечи специально для этого захваченную телогрейку, выдернул со всхлипом из ведра бидончик, который уже боком плавал полупустой, и зашагал впереди меня, подсвечивая себе фонариком. Я поплёлся за ним. В темноте белели его голубые кальсоны и повязанное платком розовое (в темноте тоже белое) полотенце.

Евдокия Тарасовна взбила нам подушки, подхватила узелок с бельём и ушла.

— Вода там есть! — крикнул ей в спину Палыч.

После бани, что бы там ни было, Палыч обязательно должен полежать. До тех пор, пока Евдокия Тарасовна не вернётся и не накроет стол к ужину. Палыч лежал на спине, укрывшись одеялом до самого носа, а я нервно ходил по избе и произносил бессвязный монолог:

— Что за упрямая голова? Это косность… Вековая косность! Почему ни у кого нету, а у меня будет? «Как у кулака»… А при чём тут кулак? Вот скажи, сколько в Добрянке колодцев? Молчишь… Почему мой приятель у себя на даче мог выкопать колодец, а ты не можешь?

А он там только летом живёт. И вода у него поглубже, чем здесь. Ничего — выкопал. Зато он теперь полностью независим от погоды. До десятка вёдер под каждую яблоню, да с подкормкой, зато у него и урожай, а он городской. А у тебя что? Вот они, яблоки. — гниют на земле, даже скотине не всё идет… А у него ни одного яблочка не пропадает…

Палыч лежал не двигаясь и только водил за мной глазами.

— Можно подумать, что я для себя стараюсь… — возмущался я.

— А для кого же, — неожиданно отозвался Палыч, — не понравилось воду в баню таскать, вот и придумал колодец. Лень-то раньше тебя родилась, — ухмыльнулся он, радуясь, что нашёл, чем меня урезонить.

— Да ладно тебе… — горько вздохнул я и махнул рукой.

— Вот Трофимыч-то очумеет, когда узнает, что у меня колодец, — задумчиво сказал Палыч и сел на кровати, придерживая одеяло на груди.

— Да что он, Трофимыч-то, глупее паровоза?! — обрадовался я. — Он первый за тобой начнёт копать… И главное, было бы об чем разговаривать. Дерева, осины этой, — хоть с кашей ешь, топор в руках держать умеешь, копать два дня… Да мы за неделю с тобой колодец отгрохаем. Никто и знать не будет. Приходит к тебе Трофимыч, а у тебя колодец… Главное — захотеть.