Михаил Фонотов - Каменный пояс, 1987

— Зина, — виновато заговорил Егор Васильевич, — иди в горницу. Павел Петрович будет снимать допрос. Так надо. Говори правду. И перестань кручиниться. Большого горя нет. Все одолеем.

Зинаида с упреком поглядела мужу в лицо. Ее красивые открытые глаза повлажнели. Она трудно поднялась, кончиком платка вытерла потерявшие румянец щеки и, не сказав ни слова, пошла чужой, беспомощной походкой.

Гладышев, мучительно переносивший женские слезы, поморщился, пожевал губами, шумно вздохнул и сердито бросил Кубышкину:

— Эх ты!

Егор Васильевич, склонив голову, промолчал. Да и что он мог сказать? Виноват.

Гладышев достал из портфеля лупу и принялся осматривать никелированные замки чемоданов, отыскивая следы рук. Вот он зорким взглядом впился в обнаруженные замысловатые узоры. Вот руки снова потянулись к портфелю, извлекли из него предметы, необходимые для работы. Ловко орудуя мягкой кисточкой, он окрасил блестящие замки бронзовым порошком, нарезал квадратами двухслойную копировальную пленку, отделил предохранительный слой и стал накладывать ее на замки и прикатывать маленьким резиновым валиком. Потом осторожно снял с замков отрезки пленки, на которых остались четкие и нечеткие линии петлевых и завитковых узоров…

При обыске задержанных ключи от чемоданов не обнаружили, замки пришлось ломать. Минут пять Егор Васильевич орудовал маленькой отверткой, издававшей неприятный скрежет.

— Готово, — сообщил он, вскинув глаза на Гладышева.

— Вижу. Выкладывайте из одного чемодана все.

Дрожащими пальцами Кубышкин брал дорогие вещи и раскладывал на столе. Первыми в его руках побывали две шапки из соболя. Потом пошло заграничное: двое джинсовых брюк, женское коричневое пальто из очень тонкой, мягкой кожи. Такое же мужское пальто и женская дубленка. В другом чемодане, сверкая отделкой, красовался японский магнитофон.

Гладышев торопливо осматривал и записывал в протокол каждую вещь. «Похоже, воры заранее знали, где можно поживиться, — подумал Гладышев. — Рассчитывали на удачу». Он вспомнил, что из квартиры знаменитого хирурга Азонова выкрадены точно такие же ценности.

Озадачивал неприглядный вид чемоданов. Гладышев поинтересовался, не было ли разговора о них.

— Нет, не было. — Кубышкин потер ладонью мясистую щеку. — Чемоданишки и впрямь никчемные, выбрось — нищий не подберет. Не всякий додумается в таких возить добро. Нет, Гришаня не дурак.

— Умные не воруют, — недовольно заметил Гладышев, продолжая писать.

Минут через двадцать понятые подписали документы и ушли. Из горницы пришел Налимов, положил на стол протокол допроса Кубышкиной, равнодушно поглядел на изъятые дорогие вещи, устало опустился на лавку. Гладышев приступил к допросу хозяина дома. Он умел допрашивать, показания уместились на двух страницах.

— Егор Васильевич, если появится необходимость — вызовем, — предупредил Гладышев, засовывая в портфель бумаги.

— Понятно.

Застегнув портфель, Гладышев направился к выходу. За ним пошел Налимов с чемоданами. Сзади семенил Кубышкин, ему хотелось поскорее закрыть ворота, возвратиться в дом и утешить Зинаиду, которая так и не вышла из горницы.

Во дворе Гладышев остановился, загляделся на небо, выдохнул:

— Эх, какая ночь-красавица! А, Егор Васильевич?

Кубышкин промолчал.

Лейтенант Переплетчиков стоял у окна, ожидая, когда приведут Сергея Лоскутникова. День раскинулся широко, солнечно. Стая рыхлых облаков, подгоняемая не очень тугим ветром, утянулась на север. Небо очистилось, засияло. От легкого ветра на вершинах тополей трепетала чуткая листва. В кабинете светло, тихо. Мысли о Лоскутникове не давали покоя, давили, скучивались, вызывали гнетущие чувства. Трудно было понять, а еще труднее принять факт, что молодой парень, переполненный энергией, и вдруг — квартирный вор! Как это произошло и почему? Мать, Дарья Семеновна, добрая, работящая, трудится техничкой на полторы ставки. Пятистенник свой, огород хороший. Материально обеспечены неплохо. Правда, Сергей рано лишился отца. Ну и что? Почему он должен воровать? Что же все-таки толкнуло его на преступление?

Дверь, скрипнув, отворилась. Переплетчиков обернулся.

— Здра… — Как и в доме Кубышкина, когда неожиданно нагрянули работники милиции, Лоскутникова вдруг охватил испуг. Голос, дрогнув, переломился, дыхание перехватило. Сердце задергалось. Сергей не слышал, как ушел человек, доставивший его.

— Ну, здравствуй, Сергей, — просто поздоровался лейтенант Переплетчиков, усаживаясь за стол. — Вот и опять свиделись. Моя фамилия Переплетчиков, Иван Иванович.