Леонид Леонов - Белая ночь

В забытьи он не слышал, как Флягин, ругаясь, искал кручинкинские документы, как благодарил Кручинкин и все звал его вместе с начальником к себе, в преславное село Горы, пить знаменитое молочко. Он очнулся, когда кто-то, ступая босыми ногами, – наверно, баба, – вошел в канцелярию; потом раздался плеск воды и грохот переставляемого ведра. «Подоконники пришла мыть во исполнение вчерашнего приказа», – как бы сквозь туман догадался поручик. Приглушенная возня за дверью еще раз отвлекла его от раздумий о самом себе.

– …и не стыдно на старости-то лет! – сказала тихо баба, а Флягин шикал на нее, и видимо, ничто не было ему стыдно на старости лет.

«Комарь, раскомаривай ее!» – хотелось крикнуть поручику, но одолевала дремота… А уже приближался день; он входил одновременно всюду, множественный и всемогущий; он будил мысль и оживлял вещи. Неожиданно скрипнул и как бы покашлял стул в простенке, слегка в непонятном ветерке качнулась занавеска, а в канцелярии поспешно пробили часы. Это напомнило поручику о времени, и он уже знал, что конец няндорской эпопеи начнется с его собственной гибели. Никогда он не видел своего револьвера с дула и потому не узнал его, – черный Анисьин глазок наблюдал за ним и тут; потом он стал двоиться, разъезжаться, и наступило одно мгновенье, когда он совсем походил на пикового туза…

А Кручинкин, зайдя на постоялый двор, поил коня и кормил его щедро, прежде чем собрался в обратный путь. И опять, торопливо едучи через весь город, минуя заставы да патрули, он пугливым глазом соглядатая наблюдал пустые улицы, в которых еще болтались невеселые флаги и грозились афишки поручика Пальчикова. Лишь теперь осмыслив злое их значенье, он гнал своего конягу и не щадил кнута. В душе он уже простил чудаков, проморозивших его целую ночь в тюремной богадельне, и если не забыл еще своего забавного приключения, то лишь потому, что все почесывались клопиные укусы.

И опять он переезжал знакомую лужу близ городовой заставы, но на этот раз была она синяя, точно бросили в нее горсть ализарину. И опять кряхтела подвода, утопая в грязи, а лошаденка так выбивалась из сил, что казалось, вот-вот перервется ее жидкий позвоночник. И опять пошла дорога, а при дороге мох-деряба, да брусника, да сиха голубая, да клюква, да редкая подорожная сосна. Здесь он чуял себя хозяином, и никакая сила, кроме сна, не настигла бы его тут. Так он и ехал по пылям большой дороги, дремля и улыбаясь; должно быть, так же улыбается большая глупая рыба, уходя из верши.

Домой он приехал задолго до полдня и не прежде вошел в избу, чем распряг конька и втащил телегу под укрытье. В доме непривычный стоял ребячий рев, и Кручинкин, заслышав, тотчас сдернул с себя шапку. Еще не взглянув на жену, не помолясь в угол, не поклонясь соседке, хлопотавшей вкруг печи, он на цыпочках, как к огромному начальнику жизни, приблизился к корзине, подвешенной на веревках возле окна. Обернутый в старую, выстиранную материну юбку, мальчишка слюнявился материнским молоком и голосисто оповещал мир о своем появлении на свет.

– …а иные орать прикованы! – продолжал он обрывок какой-то мысли. Толстая щечка ребенка так и влекла к себе его узластый и грязный палец. Но тут лоб его наморщился, и колюче распрямилась солома на щеках. – Эх, а соску-то тебе я и забыл купить! – с огорчением вскричал он, и похоже было на то, что он только одного себя считал виновником неисполненного обещания…

1927 – 1928

Впервые опубликовано в журн. «Новый мир», 1928, № 12. Вошло в том IV Собрания сочинений, отдельным изданием выпущено в 1932 г. (М., Журн.-газ. объединение), включено в сборники произведений Леонова: «Избранные произведения» (М., ГНХЛ, 1932; М., «Советская литература», 1934).

Повесть задумана зимой 1927/28 г.; начата 13 июля и закончена в октябре 1928 г.

Повесть была положительно встречена критикой, в частности отмечавшей: «Л. Леонову удалось на узком бытовом эпизоде дать почувствовать читателю «предсмертную судорогу» всего белого движения в России. И поэтому поручик Пальчиков, начальник Няндорской контрразведки, вырастает в мрачную и знаменательную фигуру «всероссийского коменданта», видящего неизбежность своей гибели» (Н. И. По журналам. – «На литературном посту», 1929, № 1, с. 72).

Олег Михайлов

Добро пожаловать! (англ.)

Как вам нравятся наши белые ночи? (англ.)

Мне все в России нравится. Россия – это много леса, зерна и много хорошеньких девочек… (англ.)