Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

— Когда же он придет? — вздохнул Поддубный и поднес к глазам руку с часами. — Ах, дьявол! Ничего не видать…

Снова потемнело. Месяц, как бы желая доказать Поддубному, что никакой он не брат дураку, погулял над просторами и скрылся в тучах. По земле зашуршал дождь.

Рыгор Ковбец появился неожиданно, и не с выгона, откуда его ждали, а совсем с другой стороны. Укутанный в дождевик, он бесшумно подошел к Злобичу и Поддубному.

— Тьфу, напугал! — шарахнулся от него Поддубный. — Точно покойник из гроба… И как ты подкрался?

— Я вас заметил еще при свете месяца, — засмеялся Ковбец. — С праздником, хлопцы, с Октябрем…

— И тебя также.

— Слушали передачу?

— Слушали.

— Вот молодцы! И что?

— Здорово! Вот почитаешь…

— Когда же мне экземплярчик пришлете?

— Завтра. Сейчас там принимают, переписывают.

— Чудесно! Значит, не напрасно ты проканителился с приемником, Борис?

— Не напрасно… Ну, что у тебя?

— Да вот задержался немножко. Если ругали, то зря. Никак не мог выйти из дому. Патруль остановился против дома, под липкой, и — ни с места.

— Как с охраной завода? По-прежнему?

— Да, один полицейский. А вот идти нужно другой дорогой. Со стороны речки нельзя. Там в переулке обоз стоит, около взвода солдат… С железной дороги на Калиновку едут, заночевали здесь.

— Это хуже… Бензину достал?

— Ни капли. У соседей нет, а у немцев раздобыть не удалось.

— Жаль. Ну что ж, придется зажигать так.

— Зачем же? Я четвертушку спирту захватил. Для лекарств берег, да ладно…

— Отдай Сергею. Поджигать будет он.

— Почему я? — заспорил Поддубный. — Я лучше займусь часовым.

— Не будем пререкаться. Часовым займемся мы с Рыгором. Ведь у тебя рука еще не зажила как следует. — Злобич переложил гранату из левого кармана в правый, расстегнул ножны тесака. — Ну, Рыгор, ведя!

Они двинулись друг за другом, гуськом. Впереди — Ковбец. Прихрамывая на правую, еще в детстве искалеченную ногу, он шел мелкими, неловкими шажками. Злобич, привыкший к широкому шагу, это сразу почувствовал. Он несколько раз нечаянно наступал Ковбецу на пятки и понял, что таким ходом и времени много уйдет, и устанешь больше, чем если бы идти обычным шагом. Словно стреноженный, мелкой, не своей походкой шел и Поддубный. Что ж, ничего не поделаешь, да иначе, пожалуй, и нельзя: ведь рядом гарнизон, недолго и на беду напороться. Иди и прислушивайся. Прежде чем ступить, нащупай подошвой землю, убедись, что под ногой у тебя ничего не хрустнет, ничто не стукнет. Ковбец вел их не напрямик, не через выгон — на окраине легче всего наскочить на патруль, — а огородами. Так они миновали почти половину дворов, дошли до рва и только после этого круто повернули направо, в село. Вокруг стояла немая тишина. Казалось, в селе нет ни одного живого существа. Но в этой тишине не было покоя. Подпольщики понимали, что она сразу взорвется свистками патрулей, криками и выстрелами, если они допустят хоть какую-нибудь оплошность.

Родники растянулись вдоль речки с севера на юг. Село пересекал большак, он шел от Калиновки на восток, к железнодорожной станции Гроховка. Там, где большак от центра Родников сбегал вниз, к речке, у дороги, окруженное липами, стояло здание маслозавода.

К нему-то и вел Ковбец своих друзей. Он выбирал самый хитрый и в то же время самый удобный путь.

Они шли крутым широким рвом. Это был недурной подход к цели. Ров начинался за селом, в болотах, тянулся оттуда до деревенских усадеб, пересекал их и, прошмыгнув под довольно высоким мостиком на улице села, сбегал к речке.

— Хорошая дорога. И обратно здесь же надо идти, — прошептал Ковбец Злобичу.

Перед самой улицей остановились, прислушались. Тихо. Во дворе, надо рвом, раздалось жалобное блеяние сонной овечки, но сразу же и стихло. Постояли минутку и один за другим проскользнули под мост. Пробрались мимо стены двора, который прилепился к улице уже с приречной стороны, и оказались на так называемых нижних огородах. Этими огородами прошли параллельно улице метров сто, остановились под яблоней. Ковбец толкнул Злобича локтем и показал на дом, черневший между высокими деревьями.

Вот оно то место, куда селяне ежедневно по приказу гитлеровцев приносят и привозят сотни литров молока. И не только из одних Родников, но и еще из десятка окрестных деревень. А отсюда уже вывозятся тяжелые ящики с маслом. Приезжают за маслом раза два в месяц. Завтра или послезавтра опять, по словам Ковбеца, должны прийти машины. Только с чем они уедут? Нет, не должно вывозиться отсюда родниковское масло, не должно оно тут для немцев и вырабатываться.