Леонид Чикин - Дважды два

Оруженосец пожал плечами: мне, мол, все равно, коллеги или нет.

И только мальчишка сказал коротко и гордо:

— Мы — гляциологи!

Трубников по его тону определил, что мальчишка — вчерашний школьник, по знакомству попавший в экспедицию, что о гляциологах он несколько недель назад не иная не ведал, но вот сейчас, помогая им таскать приборы и вещи, причисляет себя к людям науки. На следующий год поедет с другой партией, будет говорить; «Мы — геологи…»

— Большая просьба к вам, товарищи, — сказал Трубников, — Переправьте нас на ту сторону. Груза на три рейса, не больше. Нам через час надо быть у конторы совхоза.

Мальчишка быстро поднялся с галечника, не выпуская ложку из рук. Его движение Трубников расценил как готовность немедленно помочь им переправиться на противоположную сторону. Дон Кихот быстро взглянул на него, потом — на Трубникова, ответил:

— Ха! На три! На этой посудине и одного рейса невозможно сделать.

— А что за причина?

— Один бог знает, — на этот раз ответил Санчо Панса. — Мотор барахлит. Перебирать надо.

Мальчишка стоял, переводя взгляд с одного на другого. Потом сел. Его ложка застучала по котелку.

— Может, помочь? Мои ребята разбираются в моторах, — предложил Трубников.

— Мы и сами разбираемся. Короче: сожалеем, но… Беден же ваш институт — на побережье работаете без лодки. У нас вот на троих две.

Трубников не стал говорить, что дело не в лодке, а во времени, да и зачем повторяться, мотор от его слов не заработает.

— Ну извините за беспокойство, — сказал он и, не оглядываясь, зашагал к трактору.

— Что в первую очередь грузить? — весело встретил его вопросом Паша.

— В первую очередь доставайте нашу лодку и насос,

— Не дали, значит, — зло сказал Паша, — Вот котелочники!

— Почему «котелочники»? — удивился Трубников.

— А как же?! Уху из котелков едят! Другой посуды не могли взять с собой, что ли? Показуха. Мы, мол, полевики!

— Паша! При чем здесь котелки?! Мотор неисправен.

— Ну трехсотку бы попросили, — не сдавался Паша. — Вон под берегом стоит. Валерий торопится, да и нас ждать не будут, жмоты…

О трехсотке Трубников как-то и не подумал. На двух лодках все-таки быстрее.

— Не, — сказал Валерий. — Не просите. Не дадут. Не надо у них просить. Я их знаю. Я с вами поплыву.

— Вы хоть поинтересовались, откуда они, кто такие? — вступил в разговор Андрей.

Вполне серьезно Трубников ответил:

— Длинный — Дон Кихот, маленький — Санчо Панса, а третий… Солдатик третий. Салага…

— Они сами вам так представились?

— Нет. Это я их такими увидел. Внешне.

— А по содержанию они, по-моему, гады. Жмоты, короче говоря, — зло сказал Андрей. — Что мы, борт у лодки откусим?!

Паша уже орудовал возле пятисотки, ругался:

— Вот паразиты! А? Гадство! Пока этой пукалкой накачаешь, — он кивнул в сторону насоса, — воздух из тебя весь выйдет. Со всех сторон…

— Здесь не надо переправляться, — сказал Валерий. — Я думал, что они дадут моторную. Отсюда можно только на моторе, а на резинке в море вынесет. Надо из лагуны плыть. Вон оттуда. Давайте здесь накачаем, нести лодку удобнее будет.

Трубников давно не новичок в экспедициях. За тридцать с лишним лет работы он исходил и изъездил почти всю страну. Экспедиции и походы — это встречи со многими людьми. С людьми, в основном, хорошими, с которыми всегда можно поладить и договориться. У половиков, особенно у тех, которые не стоят на месте, а постоянно передвигаются, закон взаимовыручки — как у шоферов, которые всегда готовы отдать терпящему бедствие в пути товарищу последние запасные детали, слить последние капли горючего. Любой водитель знает, что если завтра на трассе с ним что-нибудь произойдет, ему помогут те, которых он выручал вчера. Очевидно, думал Трубников, формула «человек — человеку» известна шоферам с тех пор, как появились на земле два первых автомобиля.

Он помнит, что не только полевики, а все люди, встречавшиеся на многочисленных дорогах, относились к нему по-человечески. Конечно, если он сам при этом оставался человеком.

Он не был согласен ни с Пашей, ни с Андреем. Никакие эти гляциологи не «котелочники» и не «жмоты». И в большом городе мотор отремонтировать не сразу удается, а здесь, на Ледовитом, коль забарахлил он, исправить его — проблема. В магазине запчасти не купишь, у частника не перехватишь, у друга не займешь…

Был у него случай в Саянах. Шли через тайгу конным маршрутом. И где-то в глуши пересеклись их пути с таким же отрядом. Встреча в безлюдной тайге — всегда праздник. Развьючили лошадей. Развели костры. Начальник того отряда сиял, словно оазис в пустыне встретил. «Ну уж ты-то меня выручишь! Понимаешь, мои охламоны умудрились оба топора потерять…» Да, Трубников понимал, что в тайге без топора как без рук — ни палатку поставить нормально, ни дров нарубить. Но выручить он не мог — у него в отряде был один топор. Его «охламон», проводник, уверял, что перед выходом в маршрут запасной топор засунул во вьюк с палатками, а вечером, когда отошли от базы километров двадцать, вдруг обнаружилось, что нет его… Трубников чувствовал, что щеки его горели, когда говорил об этом своему коллеге. Он говорил правду, готов был развязать все вьюки, открыть все сумы перед тем начальником. «Н-да, — сказал тот. — А нам еще дней десять идти…» Поверил он ему или нет — не знает Трубников. Так может ли он сейчас не верить этим ребятам? Они ведь не оправдывались, не суетились. Правда, в глаза почему-то не глядели.