Виктор Попов - Закон-тайга

Чаще всего мы начинаем любить мечту о человеке, а не его самого, и чем больше фантазируем, тем больше увлекаемся. Когда же внезапно нам приоткроется человек таким, каков он есть, мы нередко остываем. Костя не то, чтобы остыл, а как-то уж очень явственно почувствовал отношение к нему Валентины Сергеевны и так же явственно понял, что иным оно быть не может. Ну и пусть. Пусть все остается таким, каким открылось ему сейчас. Это очень здорово, что все останется так. В восторге от своего открытия Костя, бесконечно благодарный Валентине Сергеевне, предложил ей то, что в его силах было предложить:

— Валентина Сергеевна, я вам чучела сделаю. Знаете, тетеревятник на суслика пал, вцепился когтями и поднимается. Крылья у него — одно по земле, будто суслика прячет, а другое оттопырено, воздух на подъеме гребет. Я в городе в охотничьем магазине видел — в точности сделаю.

— Нет, такого не надо.

— Почему?

— Это же жестокость, убивать… ястреб, суслик…

— Суслик ведь вредный.

— Все равно.

— Тогда глухаря на току сделаю. Сделаю, а?

— Это другое дело. Только так, чтобы он пел.

— А как же. Шея вытянута, глаза закрыты… Я чучела умею — дедушка научил.

Летом Валентина Сергеевна уехала домой в Воронеж, вышла замуж и в Каранах уже не вернулась. Вместо нее приехала Мария Мироновна, женщина уже в годах, относившаяся к своему предмету, как к кормильцу, а не как к песне. От тоски по Валентине Сергеевне, от того, что предмет уже назывался не «зоология», а «анатомия» и не был связан с тайгой, Костя загрустил и однажды с тоски так нагрубил Марии Мироновне, что Модест Петрович, директор, не счел возможным его простить.

Ушел Костя в армию, недолюбив и недоучившись. Десятилетку кончил уже на флоте, даже осилил один курс юридического института. С любовью обстояло сложней. Были знакомые девчата, письма, встречи, но все — не то. Уговаривал девушку встретиться, хотя знал, что удовлетворения встреча не принесет, просил писать, но письма читал без интереса. И все ждал, ждал настоящего.

С Наташей у них все произошло как-то неожиданно.

Еще из писем никому

«Ты никогда не слышала тайги. Ночной, осенней тайги. И хорошо, что не слышала. Это — страшно. Сегодня ночью я проснулась как будто от толчка. Последнее время так со мной бывает иногда. Вероятно, от того, что засыпаю я невесело. Я была убеждена, что в этом месте мы обязательно найдем золото. И не через неделю (мы здесь копаем уже неделю. Ужас! Того и гляди начнутся морозы), а прямо-таки на следующий день. Не нашли. Ни на следующий, ни на пятый, ни на седьмой. Я засыпаю под впечатлением неудачи, засыпаю сразу, будто проваливаюсь в сон, потому что за день так устаю, что не остается сил даже на мысли. Чаще всего усталости хватает до утра, а иногда, вот так, как сегодняшней ночью, просыпаюсь. Обычно, пробуждаясь, проходишь несколько стадий, осваиваешься с реальностью постепенно. Я же, если просыпаюсь ночью, то просыпаюсь моментально, будто отрубаю от себя сон. Сразу очень четкая ориентировка и ощущение чего-то непоправимого, что уже случилось или должно случиться. Постепенно это ощущение проходит, но остается неприятный осадок, от которого никак не освободиться.

Нечто подобное было со мной в детстве. Я как-то вышла на улицу с яблоком, Аська, подружка, попросила откусить, я не дала. Тогда она сказала, что у всех жадных в животе заводятся червячки. Веришь, я почувствовала, что в моем животе что-то шевелится. Я бросила яблоко, завизжала на всю улицу и кинулась домой. Я бежала, а червячки шевелились все сильней. Бабушка ничего из моего объяснения не поняла, испугалась и устроила мне промывание желудка, но оно не помогло. Я тряслась и вопила, что из живота червячки расползлись уже по груди и по ногам. Бесновалась я до вечера, а вечером пришла с работы мама и сразу меня вылечила. Она сказала: «Ведь червячки заводятся у жадных, а ты не жадная. На вот тебе два яблока, одно съешь сама, другое дай Асе». Я сделала так и — сосущее ощущение как рукой сняло. В детстве многие неприятности устраняются с помощью вкусненького. А сейчас червячки меня сосут, сосут, но завелись они не в желудке, а в мозгу. Состояние — отврат. И знаешь что, ну его к черту. Я хочу о тайге.

Я проснулась и долго лежала с открытыми глазами. Вначале мне казалось, что снаружи такая темень, что не видно на расстоянии вытянутой руки. Я замечала, что в тайге и в горах, там, где тьма сгущается до осязаемости, такое бывает. Однако, глаза постепенно привыкли, и я стала различать крышу палатки, она была чуть сероватой. Значит на улице было ясно и назавтра можно было не опасаться снега. Я сразу представила: пыльно-серебристый Млечный Путь растекся с востока на юг, ковши Медведиц из звезд, по-осеннему сочных и холодных, острокрыший домик Цефеи, крестообразный Лебедь. Страшно далекие и страшно непонятные звезды. Они мерцают, будто смотрят на землю вприщур, старые снисходительные звезды. И мне вдруг стало не по себе от их вековечности и мудрости. У Сергея Орлова есть изумительное стихотворение «Его зарыли в шар земной». Наизусть я не помню, но речь о погибшем солдате. И есть строки, от которых меня знобит: «Ему как Мавзолей земля — на миллион веков, и Млечные Пути пылят, вокруг него с боков». Бессмертный человек в сонме бессмертных звезд.