Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

Больше всех в палате суетилась небольшого росточка женщина. Когда она смеется, у нее на лбу прыгают кудряшки, а на щеках появляются ямочки. Сестры, няни и больные зовут ее Шурочкой.

— Рита, ты бы прибрала в своей тумбочке, — сказала Шурочка высокой, худенькой и очень бледной женщине.

— А мне и прибирать нечего, — отозвалась Рита и вышла из палаты.

Зойка приложила указательный палец к виску и выразительно покрутила им:

— Понимать надо, Шурочка!

Шурочка обиженно заморгала.

— Я ее, кажется, ничем не обидела.

— Кажется, да не мажется. Чего у нее в тумбочке-то? Ложка сахару. Передачу-то ей не носят. Соображать надо.

— Девочки, а почему ей, правда, передачу не носят? Она же в пригороде живет, — сказала Шурочка.

Ася вспомнила: Рита часами молча лежит, уставившись печальными светлыми глазами в одну точку. Она часто пишет письма. Кому? И, неожиданно для себя, с теми интонациями, когда она хотела в чем-то убедить своих учеников, Ася сказала:

— Спрашивать ее об этом нельзя, а вообще-то узнать надо.

Все оглянулись и посмотрели на Асю.

— Вам получше? — спросила Зойка.

— Получше, — сказала Ася.

— Плюйте через левое плечо, — торопливо зашептала тетя Нюра.

— По-вашему, меня выпишут? — этот вопрос задала большеглазая девушка, походившая на мальчика-подростка. Узкоплечая, коротко стриженная, она стояла посредине палаты, широко расставив ноги, заложив руки за спину.

Зойка обняла ее за плечи.

— Что ты, Светка, психуешь?

Внезапно Ася услышала за стеной мужские голоса.

— Кто это там? — спросила она тетю Нюру и удивилась, узнав, что за стеной мужская палата. Такая там тишина все время стояла. Оказывается, разделяет палаты не капитальная стена.

— Да они, господи прости, ироды, что ли. Станут они разве шуметь, когда за стеной человек… — тетя Нюра не договорила. «Помирает» — добавила про себя Ася.

— Идут! — объявила Шурочка.

— Сейчас начнется: дысите, не дысите, покасляйте, — передразнила Зойка.

Даже на лице Риты мелькнула слабая улыбка.

Показались белые халаты.

Сколько их? Целая свита. Зачем так много?!

Тетя Нюра, видимо, считавшая своим долгом просвещать Асю, прошептала:

— Вон тот худощавый — хирург! А толстый, что наперед всех, — профессор.

Ася об этом и сама догадалась. Профессор — грузный мужчина лет под шестьдесят. Во всю голову лысина, в венчике чуть вьющихся волос. Тяжелый подбородок лежит на белоснежном, туго накрахмаленном воротничке.

Профессор долго ее выслушивал и выстукивал.

— Дышите. Не дышите. Покашляйте. Одышка есть? — у профессора получалось «одыска».

Ася в замешательстве пробормотала:

— Не знаю.

— Готовьте на ту субботу для разбора, — бросил профессор.

Ася внезапно почувствовала, что вот-вот заплачет. Анна Георгиевна улыбнулась своей мягкой улыбкой и незаметно погладила Асю по плечу.

У койки тети Нюры профессор коротко бросил:

— Выписать, — и пошел дальше.

— Ну, как самочувствие? — спросил он у Зойки, и на его толстом, неподвижном лице появилось подобие улыбки.

— Лучше всех!

— Так, говорите, за недорезанных больше дают?

— А как же, — теперь я уже меченая.

— Зато вы здоровы. Мы сделали все, что могли. Теперь уже от вас зависит к нам не попадать.

— А мне это без надобности.

— Слышите? — обратился профессор к врачам, разводя короткими толстыми ручками и показывая вставную челюсть. — Ей это без надобности.

И сразу все лица расцвели улыбками.

«Какие же они подхалимы, — подумала Ася, — профессор разрешил им улыбаться».

Ася еще не могла знать, как дорог врачу, даже тому, у кого успело очерстветь сердце, — больной, отвоеванный у смерти.

Как только врачи вышли, тетя Нюра плачущим голосом сказала:

— Выпишут. Куда я? Видать, девоньки, лечить меня без пользы.

— Гады! — хриплым голосом проговорила Пелагея Тихоновна и сразу же закашлялась.

— Может, еще оставят, — принялась утешать Шурочка. — Надо Эллу Григорьевну попросить.

— Нимало Элла Григорьевна посочувствует. Таня через нее напереживалась, упаси бог. Ты же тогда с нами лежала, когда она Тане высказала: поезжай, дескать, домой — все равно твои каверны не залатаешь.

— Не может быть, — вырвалось у Аси. — Врач так сказала?!

— Не так, — возразила Шурочка. — Она сказала: поезжай домой, все равно твои каверны в больнице не залечишь.