Анна Караваева - Собрание сочинений том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице

С мая 1922 года я начала регулярно печататься в местной газете «Красный Алтай», а в конце года вступила в коммунистическую партию. Жизнь мне казалась удивительно красочной, хотя Барнаул в двадцатых годах был довольно обыкновенным городом, со многими приметами старорусской провинции. Это чувство широты и яркости жизни шло от счастья узнавания новой действительности. Жизнь открывала и подсказывала все новые темы. Герои и сюжеты моих рассказов начала двадцатых годов, например «Гость», «Спутник», «Жало», «Воронье», «Каленая земля», «Дымная межа», «Рыжая масть» и другие были почерпнуты из жизненных встреч. Многие из этих рассказов, правда, напечатаны были гораздо позже. Дело было в том, что в 1922 году на литературном нашем горизонте появился толстый журнал «Сибирские огни», который словно высокий и яркий костер притягивал к себе творческие мечты и надежды писателей-сибиряков. Напечатав в «Сибирских огнях» рассказ «Флигель», теперь я мечтала дать в наш молодой журнал большое повествование. И хотя в это время тема этого будущего повествования уже была найдена мной, я отлично понимала: не будь наших славных «Сибирских огней», у меня не было бы такого живого стимула и уверенности в творческой деятельности. Работа над повестью о закрепощенных рабочих царских заводов во второй половине XVIII века заставила меня предпринять целое путешествие по Алтаю летом 1923 года. Местные старожилы направляли мой путь в те горные места, где, по преданию, селились некогда беглые рабочие. Увидев воочию сказочно живописные пейзажи Алтая, его дивные альпийские луга, знакомясь с его народом, радушным и гостеприимным, я еще глубже поняла, с какой же неодолимой силой влекли к себе закрепощенных рабочих царских заводов эти вольные горные места! Но надо было понять и другое: неизбежность гибели этих одиночных или групповых попыток рабочих XVIII века уйти, спастись от эксплуатации и бесправия в условиях феодально-крепостнического общества.

Печальная песня о «золотом клюве» на знамени царских войск, сообщенная мне одним из местных старожилов, дала и название этой «повести из дальних дней» — «Золотой клюв».

Однако увлечение работой над исторической повестью не мешало мне с тем же рвением и жадностью молодости ко всему новому, сегодняшнему, пользоваться каждой возможностью познавать его. По всей стране шло восстановление разрушенного хозяйства. Как постоянный сотрудник газеты, я не могла не интересоваться, как идет восстановление народного хозяйства и у нас, на Алтае. Когда мне случалось выступать, например на тему о союзе рабочего класса с крестьянством, мне всегда хотелось рассказывать о том, что я видела во время моих корреспондентских поездок.

Восстановление хозяйства промышленных предприятий в деревенской глуши показывало особенно волнующе свой народный, демократический характер. Оно вносило в крестьянскую жизнь столько организующей рабочей, партийной мысли, энергии и дисциплины, новизны и братского сотрудничества в труде, что многие крестьяне меняли свои взгляды, свое исконно-деревенское недоверие к коллективному созиданию без хозяина-буржуа и зажигались новыми, передовыми мыслями и настроениями. Все это я видела своими глазами и описала в романе «Лесозавод». Работу над этим романом я начала в том же 1923 году, и оба эти плана — исторический и современный — как-то удивительно помогали один другому.

Наблюдая жизнь деревни великой революционной эпохи, я увидела в бытии крестьянства явления, которые не в силах была заметить в дни юности. Я увидела борьбу разных классовых сил, борьбу людей против собственнической стихии в самих себе.

В те годы меня взволновала одна крестьянская драма, которая произошла во дворе знакомого мне человека, коммуниста, бывшего красноармейца, и все главные события этой драмы и дали мне сюжет и образы для повести «Двор».

Много раз я наблюдала, как люди старшего и среднего поколения, пересматривая свои взгляды на жизнь и труд и все глубже включаясь в социалистическое строительство, как бы вновь открывали себя, молодели душой. У молодежи, особенно у первого поколения комсомола, опыт жизни был еще невелик, но зато ее взросление происходило бурно, и в кратчайшие сроки юность закалялась в огне боев, в борьбе за молодую советскую власть. Тема молодости и вся связанная с ней проблематика уже в двадцатых годах определилась для меня как тема совместной борьбы и созидания, как тема духовного единства поколений.