Георгий Черчесов - Под псевдонимом Ксанти

Хаджумар в проведенной операции был безупречен, смел, расчетлив. Разработкой ее восхищались, считали, что она не только уникальна в своем роде, но и свидетельствует о безграничных возможностях самого разведчика. Мамсуров был отмечен орденом, его досрочно произвели в майоры. Пусть указ и не был напечатан в газетах, пусть о награде знало лишь несколько человек, а из родных, домочадцев и друзей никто — пусть. Удача окрылила Хаджумара, ведь и сам-то он отлично понимал, как скрупулезно, точно надо было сработать ему и его помощникам, чтобы добиться успеха. И еще в одном он убедился: в нужный момент следует действовать не по инструкции, а творчески — это поможет избежать провала.

Вот какие воспоминания вызвало у Хаджумара упоминание улицы Красивой Владикавказа… Те ребята, без которых он не может себе представить ее, давно уже стали отцами и даже дедами… Но и сейчас, много лет спустя, Хаджумар отчетливо видит каждую пару этих детских глаз, слышит их восторженный шепот — ив груди невольно теплеет. Стоит закрыть глаза, и встает картина: он распахивает калитку, перед которой замерли малыши. Стоят полукругом, кто засунув в рот палец, кто почесываясь, кто восторженно вытаращив глазенки… Их, мальчишек, было четырнадцать, и теперь, спустя сорок лет, он мог обрисовать каждого: какие у кого были глаза, нос, лоб, кто во что был одет… Точно снимал кинокамерой и откладывал в память, как кассеты с пленкой в фильмохранилище, и теперь ему не стоит никакого труда мгновенно вызвать прошлое из ее закоулков…

Но что это? Хаджумар пытается вспомнить белобрысого шестилетнего мальчонку, что прибыл на побывку к тете, — и никак не может. Помнит всех детей и подростков, что жили на улице Красивая, помнит, как встречали его на углу, помнит, как, стоя полукругом возле него, шмыгали носом, сопели, сосредоточенно и с завистью поглядывая на бравого красавца курсанта. Хаджумар легким усилием воли задержал эту картину перед глазами, мысленно обвел каждого из ребятишёк взглядом, перескакивая с одного лица на другое, будто разглядывал фотографии, уточняя для себя, кто их родители, чем славились.

Вспомнил семью Дмитриевых. Отчетливо увидел, как тетя Внуского, Клавдия Серапионовна, по субботам выбивала пыль из ковра — старого, потускневшего, с бахромой по краям. Она, высокая и стройная, косила на Хаджумара, проходящего мимо, синими, с грустинкой глазами. Он здоровался, она поворачивалась всем телом и вежливо произносила: «Здравствуйте и вы, товарищ командир!» Клавдия Серапионовна была из числа тех, кого годы не состарили, но внутренне надломили. Ее муж, банковский служащий, вечно щелкал семечки. Его не задевали насмешки соседей, сетовавших, что неприлично на виду у всех сидеть посреди двора и выплевывать шелуху. Он даже бравировал этим, цедя сквозь зубы: «Привычка с детства. Я ведь не из интеллигентов и богачей. У нас, простолюдинов, семечки — единственное развлечение». Была у них еще девочка лет одиннадцати. Длинная, голенастая, бойкая и острая на язык — многие соседи страдали из-за даваемых ею обидных прозвищ. Она резко отличалась от отца и матери — легко бегала по улице, порхая из одного дома в другой, выполняя многочисленные поручения матери: принести то, отнести это, сказать то-то…

А белобрысого мальчонку генерал никак не мог вспомнить. Зная душу детей, трудно поверить, что он не выскакивал из дома, не бросался вместе со всеми навстречу кумиру. Как же Хаджумар мог забыть его? Наверное, старость начинается вот так, с провалов в памяти.

Мамсуров отложил досье Внуского, взялся за другое. Но никак не мог он смириться с неудачей… И рука вновь потянулась к папке, полистала страницы, глаза ухватили строчки автобиографии Внуского: «В сентябре — ноябре 1928 года я гостил у своей тети, Клавдии Серапионовны Дмитриевой, во Владикавказе, которая проживала на улице Красивой». И все. Больше ни слова. Генерал не отрывал взгляда от двух строчек досье. Чем они его озадачили? Догадка плутала в голове, и он пытался поймать ее и четко сформулировать. Так во сне стараешься что-то вспомнить, но тебе мешает нечто большое и мутное…

Генерал заново перечитал автобиографию Внуского. Автобиография как автобиография. Ничего особенного. ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ ЭТИХ ДВУХ СТРОЧЕК. Почему Внуский отметил свой приезд на побывку к тете во Владикавказ? Для чего? Ишь важность — прожить несколько недель в шестилетнем возрасте у тети! Но Внуский вписал этот факт в автобиографию. Зачем? Что же заставило Внуского отметить это малозначительное событие? Что за этим скрывается? ЧТО? Возможно, что в воспоминаниях детства эта поездка в город, окруженный с трех сторон горами, была одним из ярких впечатлений малыша, и Внуский до сих пор придает ей огромное значение. Странно? Но сантименты встречаются и у людей, занимающихся серьезными делами… А если это не так? Вдруг есть некий смысл, ради чего вписаны в документ эти строчки? Мелочей в нашем деле нет. Значит, необходимо докопаться до истинной причины.