Дмитрий Петров-Бирюк - История моей юности

Шли мы быстро, иногда даже бежали рысью, часто оглядывались — не гонятся ли за нами. Но погони пока не было…

Мы отошли от хутора, видимо, уже километра на три-четыре и продвигались по краю балки, сплошь заросшей кустарником. Вдруг на противоположной стороне балки часто застучали выстрелы. Пули просвистели у нас над головой.

— Погоня! — крикнул Плешаков и, пригнувшись, ринулся вниз, в кусты.

Мы последовали за ним.

Перед вечером мы остановились у хорошо укатанной дороги, перерезавшей нам путь.

— Что будем делать, братцы? — сказал Плешаков и почесал в затылке. — Куда пойдем: направо или налево, а?.. Налево пойдешь — смерть получишь в лоб, а ежели направо — так в затылок…

Из затруднительного положения нас вывел казак, ехавший по дороге в санях.

— Здорово, односум! — приветствовал его Плешаков. — Остановись!

— Слава богу! — ответил тот, приостанавливая лошадь, настороженно вглядываясь в нас.

— Ты куда едешь, станишник?

— В Луковскую станицу.

— А кто там сейчас: белые или красные?

— Ни красных, ни белых у нас зараз нету, — ответил казак.

— А далеко ли до Луковской? — спросил у него Плешаков.

— Да верст десять будет…

— Будь добр, подвези нас… Можно?..

— Да садитесь, — сказал казак. — Мне не жалко.

Часа через два мы были в Луковской. Переночевали там. Утром направились в Урюпинскую.

Усталые, измученные, к вечеру мы пришли в окружную станицу. Я повел своих друзей ночевать к моим родственникам, Юриным.

Утром мы все четверо отправились к военному комиссару. Нам выдали справки и отпустили домой.

Недели две-три я отдыхал дома, отсыпался, набирался сил.

Однажды мне принесли из станичного ревкома записку, просили зайти к самому председателю, Земцову Матвею Афанасьевичу.

Хотя я за собой никакой вины и не чувствовал, но всполошился не на шутку. Матвей Афанасьевич был человек суровый, угрюмый. Его все побаивались.

«Зачем это он меня вызывает?» — думал я встревоженно.

На следующий день я пошел в станицу. Секретарь ревкома доложил обо мне Земцову. Тот велел впустить меня к нему в кабинет.

— Садись, — кивнул на стул Земцов.

Я робко присел на табурет.

Председатель ревкома из-под лохматых, кустистых бровей посмотрел на меня внимательно.

— Вот что, Александр, — сказал он, — я давно присматриваюсь к тебе. Надо тебе каким-нибудь делом заниматься… Парень ты грамотный, бедняк из бедняков… Беднее тебя вряд ли в хуторе есть кто… Наш, в общем, парень… Нам такие, как ты, нужны… Понял?

— Понял.

«К чему это он все?» — думал я.

— Хочу тебе одну работенку дать, друг.

— Какую, Матвей Афанасьевич?

— В станичный комитет бедноты хочу послать тебя… Понял?

— Рее понятно, Матвей Афанасьевич, — ответил я. — Но ведь я еще никогда нигде не работал до этого… Справлюсь ли я с работой?

— Справишься. Как это не справишься? Грамотный человек, и вдруг не справишься… Иди работай. В случае чего, ежели что будет непонятно, приходи ко мне — поможем.

— На какой же должности я буду там работать? — спросил я.

— Да, на какой должности?.. Я тебе не сказал? Секретарем комитета будешь работать… Все дела комитета на твоих руках будут… Понял? Понимаешь, какая ответственность?.. Председателем комитета бедноты будет Затямин Митрофан, — пояснил председатель ревкома. — Знаешь его? С нашего хутора… Но он человек малограмотный, все дела на тебе будут лежать.

Затямина Митрофана я знал хорошо. Это был уже немолодой казак, умный, честный человек, один из беднейших в хуторе.

— Ну, все я тебе объяснил — поднялся Земцов со стула, подавая руку. — До свидания! Желаю успеха в работе. Секретарь ревкома покажет, где комитет.

Я пожал руку Матвея Афанасьевича и вышел из его кабинета.

Секретарь ревкома привел меня в пустую комнату, где, кроме старенького стола и хромоногого стула, ничего не было.

— Вот ваш комитет, — сказал он и засмеялся, — садись и работай.

— Да как же — работай, — сказал я растерянно. — Ни пера, ни чернил, ни бумаги нет.

— Ну, это все, брат, надо добывать, — наставительно произнес секретарь. — А ты как же думал? На готовенькое хотите сесть? Сейчас, брат, время такое… Нигде ничего нет… Я вот тоже добываю канцелярские принадлежности, где что попадется…

Но, видя, что его слова на меня действуют удручающе, он снисходительно похлопал меня по плечу.

— Ну, ничего. На первых порах я тебе дам перо, бумаги листов пять, да найди флакончик, чернил тебе отолью… А потом ты сам приноровишься, сумеешь у кулаков все это доставать.