Витаутас Петкявичюс - Рябиновый дождь

— Я не знаю, — прервал Саулюс товарища, — я ничего не понимаю, только чувствую, что это и для меня добром не кончится.

— Все это пустое, — Йонас снова повысил голос. — Лучше машину проверь. Гонял этой ночью как сумасшедший. Меня этими сказочками про ночлег в хуторе не обманешь. Машина похожа на лошадь тем, что, едва кинув на нее взгляд, видишь, откуда ее барин примчался. Давай поторопись, пока они ужин уплетают.

Стасис все лежал да лежал. Вначале его мучили жажда и голод, но потом он стал равнодушен ко всему, однако мысль его работала отчетливо и ясно.

Ему хотелось всем все простить и со всеми помириться. Он вспомнил, как Бируте вернулась из школы медсестер и как он встретил ее на полустанке, как уложил на телегу чемодан и попросил ее сесть рядом.

— Но почему ты меня встречаешь? — ничего не понимала она.

— Так уж вышло, — он пожал плечами. — Если тебе не нравится, могу оставить лошадь и вернуться домой пешком.

— Нет, что ты!.. Видать, судьба, — пошутила она. — Чем дальше я от тебя убегаю, тем ближе оказываюсь. А где папочка?

— Плох твой папочка, — солгал Стасис.

— Что с ним?

— Заболел.

— Говори, — она вцепилась в руку. — Ведь я сейчас кое-что понимаю в медицине.

— Приедешь — увидишь, я-то не врач.

— Тогда гони! — Она встревожилась, заторопилась. — Уже собралась домой, и вдруг твоя телеграмма: приезжай скорее. — Она достала из сумочки красивый браслет для часов и протянула ему: — Я стала суеверной. Это подарок первому встреченному мужчине нашей деревни.

Как ему тогда не хотелось везти ее домой! Шагом въехал в лес, кружил только ему одному известными дорожками, а она все торопила:

— Давай побыстрее, ты не знаешь, что значит при больном хорошая медсестра. Ну, поторопись, я тебя очень прошу, Стасис. Если ты будешь так тащиться, я рассержусь!..

— А как у тебя с учебой?

— Какая там учеба! Все дело в практике. Хотела в акушерки перейти, но какая из меня повитуха?.. Я там была самая молодая…

— Ты очень похорошела.

— Разве? — Она зарделась и так посмотрела на него большими и теплыми глазами, что даже теперь, вспомнив этот взгляд, Стасис улыбнулся. А тогда он должен был сообщить ей страшную новость. Деревня почему-то выбрала для этой миссии его. Решили, что только он один сможет это сделать.

А он уже который раз открывал рот, чтобы сказать об этом, но так и не посмел заговорить. Довез ее до тропинки, ведущей к небольшому саду, снял с повозки чемодан, хлестнул лошадь и умчался, словно за ним гнались. Он еще слышал, как она кричит, оглядываясь, видел, как она машет рукой, но уносился от нее все дальше и повторял:

— Пусть кто другой, только не я… Пусть кто хочет, только не я…

В то утро за окнами его избы вдруг стало темно. Кто-то вошел во двор, закрыл ставни и без стука ввалился в комнату. Стасис поднял голову — перед ним стояло несколько вооруженных мужчин.

— Ну, катись с постели, прихвостень стрибаков!

Он быстро поднялся и потянулся за одеждой.

— Прыгай в штаны, и хватит, — торопили его мужчины. — Подвал у тебя есть?

— Здесь подвалы копать нельзя, озеро рядом. Отец погреб большой из камня сложил.

— В какую сторону Гавенай?

— Сразу за речкой, на юг.

— Эта речка в озеро впадает?

— Вы сами видели, пришли оттуда.

— Лодка есть?

— Есть кой-какая.

— Мы заночуем здесь.

— Но теперь только утро, — пожал плечами Стасис.

— Не твое дело.

— Напрасно злитесь, — ответил Стасис, — когда в нашей деревне что-нибудь случается, всегда отсюда прочесывать начинают — с нашего полуострова иначе как через этот угол не уйдешь. Здесь вас найдут.

— И что ты нам посоветуешь?

— Плывите через озеро.

— Тогда собирайся.

— Я не поплыву, — спокойно ответил Стасис. — А что я стрибакам скажу, когда они за мной придут, а меня дома не окажется? Если у вас есть со мной какие-то счеты, тогда начинайте сразу.

Его откровенность понравилась зеленым. Они успокоили мать, пошутили, поругали колхозы, забрали весь хлеб, сало и ушли. На дворе лило как из ведра.

— Когда переправитесь, лодку от берега оттолкните, я как-нибудь ее отыщу.

— Лодка лодкой, но если проболтаешься — из-под земли достанем. Поклянись! — сказал главарь.

— А как?

— Скажи: клянусь.

— Клянусь, — Жолинас в кармане сложил пальцы в фигу.

— Целуй оружие! — поднял пистолет.

Стасис поцеловал холодный металл оружия и, вспомнив Навикаса, передернулся.

— Это хорошо, что боишься, — похвалил главарь и оттолкнул лодку.