Андрей Платонов - Солдатское сердце

Еремеев написал в ответ, что мост будет готов к пропуску транспортов сегодня в восемнадцать часов — через четыре часа, и связист ушел.

Помполит лейтенант Демьянов обратился к командиру с предложением, что сегодня вечером нужно провести беседы по ротам.

— Это важно, — сказал Еремеев. — Но лучше отсрочим беседу на завтра. Сегодня вечером сон и отдых для бойцов будет всей политработой. А сейчас нужно, чтобы на кухне приготовили и дали каждому прямо на мост по куску горячего мяса с хлебом и по сто граммов водки. Ты пойди распорядись, товарищ Демьянов, и сам посмотри, чтоб исполнено было исправно.

— Есть! — сказал лейтенант.

Без четверти в восемнадцать часов к мосту подъехал «виллис» с двумя офицерами танковых войск.

— Как мост, товарищ гвардии инженер-капитан? — спросили они у Еремеева.

— Стружки с верхнего настила не убраны, товарищ гвардии майор, — ответил капитан.

— Ничего: в них наши машины не увязнут, капитан.

Через час к мосту на проход подошел танковый корпус. Командир корпуса генерал-майор вышел из автомобиля и, стоя на мосту, пропускал все свои машины, пока не прошла последняя.

Затем он обратился к Еремееву, находившемуся возле него:

— Благодарю вас, гвардии инженер-капитан. Я сознаюсь вам: не ожидал, что вы справитесь с работой. Вы выиграли для времени целую ночь, мне теперь легче выиграть сражение. Спасибо, гвардеец!

Генерал поцеловал капитана, сел в машину и исчез в сумраке ночи.

Мы шли из резерва маршем к верхнему Днепру. Шли мы напрямую по нечистым полям, где немцы посадили мины, но обходить те поля далеко было, потеря же времени нам не разрешалась. Впереди нас разведкой шли минеры и давали нам направление, а все-таки идти так было малоудобно, и к вечеру мы уморились от своей осторожности. На ночь мы вошли в деревню Замошье; там осталось всего четыре двора, а прочие хаты все сгорели дотла.

Замошье, помню, расположено было на доброй земле; хаты стояли на возвышенности, но не крутой, а на отлогой, и оттуда был виден людям весь мир, где они жили. Суходольные луга зачинались внизу у той возвышенности, потом обращались в поемные и уходили ровным местом до самого. Днепра-реки, верст на десять или более, и от ровности той земли и большой дальности ее на взгляд казалось, что пойма восходит вдалеке к небу, и Днепр светит выше земли. Сладких кормовых трав там рожается, сколько скотина поест, и в зиму можно готовить кормов на любое поголовье, сколько хватит крестьянского усердия. И самая поздняя отава, я слышал, там тоже кислой не бывает — значит, там почва хорошо умеет солнце беречь. Но тогда, хоть уж октябрь месяц был, весь травостой на лугах цельным стоял — народ обезлюдел, и мины в траве смертью лежали.

Я с прочими бойцами стал на ночлег в крайней хате, что целая была, а еще три целых хаты были подалее. Мы поместились в сенях на помостях, и тут же в сенях, за дощатой обмазанной стеной, была закутка для коровы. В хате помещалось семейство — женщина-крестьянка, красноармейская вдовица с четырьмя малыми детьми. Муж ее скончался от ранения еще по началу войны. Она долго старалась, чтобы муж оправился и жил. Она лечила его травами а легкой пищей, но рана была тяжелая, и умер солдат. Женщине что же дальше делать, раз четверо детей при ней, надо выхаживать их. А тут явились немцы. Что делать хозяйке, живет она при немцах; живет трудно, как будто постоянно находится при смерти.

Время идет. Собрались немцы в отход: наша советская часть их в свой маневр взяла и не дает сроку в спасение. Немцы к хозяйке моей хотели зайти: может, думали, корову угнать управимся, а хату, дескать, в момент запалим. А хозяйка тоже не без рассудка жила, она в оборону стала. Она еще загодя, впрок, заготовила себе три легкие пехотные мины. Одну мину возле хаты положила, а две — у коровьей закутки. Немцы сразу в гости к корове пошли. Ту мину, что возле хаты была закопана, они миновали, а что возле закутки были захоронены — те мины брызнули по немцам, позже потом все сени в дырьях были, и корову в закутке поранило, но на ней зажило. А немцев, их всего двое было, убило. По всему Замошыо уже горели пожары, и немцев там не стало; одни их минеры еще копались на пойме…