Станислав Мелешин - Любовь и хлеб

Отсюда, если смотреть ночью на завод, виден почти весь город. Заводское пламя освещает все вокруг, и сюда вечерами люди приходят смотреть на огни. Невидимые трамвайные рельсы, когда вспыхивает от слива шлака зарево, загораются красной лентой, и, опоясывая площадь дугой, мерцают долго-долго, будто впаянные в асфальт. Внизу шумит запруженная бетоном река, ударяет в быки моста и бурлит, когда припадает к воде тугой ветер, и гонит она волны с рыжей пеной далеко-далеко в степи, к Уральским горам. Вечерами свистит маневровый паровозик и сливает шлак поочередно из двенадцати ковшей. Двенадцать раз вспыхивает зарево — двенадцать раз вспыхивает небо и постепенно гаснет. И тогда начинают ярко мерцать белые ночные звезды. И все смотрят на землю и небо, на завод, и друг на друга и готовы смотреть до утра.

В такие минуты где-то в душе сгорают грусть, одиночество и усталость, и хочется всех людей сделать счастливыми.

Ванька стоял на площади и никуда не хотел уходить. Ему тоже хочется сделать счастливыми всех, потому что сам он сегодня немножко стал счастливым. Наверно, так и начинается настоящая жизнь. Завтра он снова войдет в огромный поток и будет работать, как сегодня, когда он впервые почувствовал себя рабочим и понял, что работал не только за деньги.

Завтра он снова увидится с Надей и подружится с ней, а потом и с ее отцом, который свалил со своих плеч полгоры и ушел на пенсию.

«А ведь это его зарево горит! Это его пламя на заводе! А где и какая гора жизни моей?!» Ванька подумал об этом с испугом и успокоился тем, что впереди еще целая жизнь и гора для каждого найдется. Ведь они рабочие, и свой огонь они добывают прямо из глубин земли, а такой огонь горит всю жизнь. Он горит над заводом, за которым — гора-«кормилица». Там и сейчас роют и грузят по вагонам руду и выплавляют из нее сталь и чугун, и зарево над заводом постоянное и днем и ночью, потому что и днем и ночью там рабочие, и город занят одним главным делом. И он, Ванька Лопухов, с ними! Еще вчера ночью он хотел убежать и хныкал, а бежать некуда: всюду жизнь! Ведь человеку мало работы, зарплаты, жилья и одежды — ему нужен весь мир. И кругом этот большой рабочий мир, в котором горит рабочий огонь. А это зарево от раскаленного шлака, которое сливают в воду, яркое, но не вечное — только двенадцать ковшей, а вечное там, на заводе. Там пламя, и никто никогда его не погасит.

Москва

1957

Ольга с силой прихлопнула дверь. Никогда она еще не чувствовала себя такой злой и уставшей. Кончился осмотр первой партии оленей, прибывших с летних пастбищ.

Там, за стеной, сейчас шумный вылов больных оленей, крики гуртоправов, зоотехники проверяют упитанность и вес здоровых важенок и хабтов — быков. Суетится Матвеев, директор совхоза, торопит с выбраковкой — спешит сдать первую партию мясных туш по запросу в мясокомбинат.

Для Ольги работы прибавилось вдвое. С пастбищ олени привели с собой болезни — копытку, тимпанит, простуду… Отяжелевшие важенки на пастбищах и в пути произвели худосочный отел…

Ольга шагала по кабинету, заложив руки за спину, и кусала губы: «Больные, тощие олени. Сухое, жесткое, невкусное мясо, и жалобы комбината. Безобразие!»

Бросила на стол листки с диагнозами, села, обхватив голову руками: «Спокойней, спокойней».

Отодвинула диагнозы в сторону. «Страшно подумать — тридцать процентов оленей больны копыткой! Значит, оленегоны вели стадо прямой дорогой через каменные площадки. И вот результат — хромые, чахнущие от боли и нервных судорог олени…»

За спиной кто-то кашлянул.

Ольга подняла голову, обернулась. У двери стоял молодой манси Куриков — бригадир оленегонов. Его вызвала Ольга. Куриков, улыбаясь, держал в руке пустую трубку, не решаясь закурить в присутствии русской женщины-врача. Он смотрел на Ольгу, склонив голову набок, прищурив раскосые черные глаза, и был, казалось, совершенно спокоен.

Ольга разглядывала его скуластое, наивное и в то же время с хитрецой лицо и удивлялась, как может человек не чувствовать свою вину.

— Ну, садись, дорогой! Разговор у нас будет особый…

Куриков только что вернулся с летних пастбищ, но, сдав оленей в совхоз, уже успел переодеться в свой новый пиджак, брюки и сапоги, которыми недавно его премировали. Куриков работает в совхозе оленеводом со дня его основания. Семья у него большая — старая мать, две сестры-ученицы и младший братишка, но из работников в семье он один и считается старшим.