Иван Катаев: Сердце: Повести и рассказы

Сегодня кажется, что Иван Катаев иногда был склонен слишком щедро наделять своих сограждан и соплеменников прекрасными душевными качествами. Это потому, что он торопил время, мысленно приближал осуществление самых высоких надежд своего поколения. Но в то же время позиции Катаева был чужд наивный максимализм, смешно чванство ограниченных выскочек и особенно враждебен жесткий рационалистический догматизм, свойственный многим его современникам.

В смысле непримиримости ко всем этим явлениям нравственного чувства Ивана Катаева очень показателен его рассказ «Жена» (1927) . Образ главного героя рассказа, преуспевающего и жалкого в своем всегдашнем тупом самодовольстве Стригунова, почти сатиричен, а в то же время и эта фигура помещена в атмосферу высокого поэтического чувства, сопровождающего у писателя его острое ощущение движения истории. Он всегда его ищет и видит в судьбах людей, в их характерах, в картинах родного города. Мы уже говорили о том, как Иван Катаев понимал и умел показать в образах, что возвышенное и прекрасное вырастает из почвы обыденного, настоящее не отделено от прошлого китайской стеной, а высота цели от чистоты метода ее достижения. И в построении повестей и рассказов Ивана Катаева сказывается и выражается именно такая зрелая диалектика живой жизни.

Возвращаясь к повести «Сердце», обратим внимание, что хотя внутренний мир Журавлева чист и светел, но высокая патетика его романтической души помещена в сферу действительности и прозаической, и драматически напряженной. Журавлеву приходится сталкиваться не только с гнилыми арбузами в магазине, со скандальной очередью, с худыми подметками, но и с более сложными проблемами нравственного порядка. Они наступают на пего как из прошлого, со стороны людей откровенно враждебной ему идеологии и психологии, так и из будущего, со стороны его сына, смышленого пионера Юрки. Упрощенно-прямолинейное мышление сына, его рациональная логика, не обогащенная историческим опытом и гуманизмом самого Журавлева, приводит течение рассказа к драматическому финалу. Самоубийство бывшего домохозяина, напуганного Юркиной угрозой возможного выселения из квартиры, — человека злобного и грязного, но не преступника и потому имеющего право, как каждый человек, на свою «драгоценную жизнь» — ускоряет гибель больного Журавлева. «Нельзя же жить, когда сердце оторвалось и болтается на ниточке!» Для героя Ивана Катаева невыносима бессмысленная гибель человека, нелепа несоразмерность цены человеческой жизни и мелких житейских соображений и недоразумений. Этой смерти могло не быть. Не должно было быть. А раз случилось непоправимое, отвечает за него Журавлев. Всей своей жизнью.

Такое сопряжение восторженной веры героев Ивана Катаева в будущее с драматизмом реальных обстоятельств, в которых они оказываются, придают произведениям писателя убедительную историческую конкретность и глубокую прозорливость.

Через все рассказы и повести Ивана Катаева проходят постоянным поэтическим мотивом воспоминания об эпохе гражданской войны. В «Поэте» (1928) эти старые впечатления оживают непосредственней и полней, чем где бы то ни было. Здесь время и люди гражданской войны оказались необыкновенно просто и интимно приближенными к нам. Иван Катаев пишет о них без всякой выспренности, очень точно и откровенно, как очевидец и соучастник событий, как человек общей с ними судьбы. И снова герои его предстают перед нами одновременно и одержимыми романтиками, какими делали их высокие идеалы, ими исповедуемые, и простыми смертными, какими создала их природа, людьми, обреченными жесткими условиями существования на страдания. Мечты и болезнь, любовь и похоть, стихи и пшено, сложные отношения между собой и общая судьба — все это предстает в повести в замечательной цельности и единстве.

На первом плане — нелепо трогательная фигура «пролетарского поэта» Гулевича, поразившего воображение юного героя повести. Надо думать, что Ивану Катаеву приходилось видеть в своих пролеткультовских «учителях» черты, свойственные Гулевичу, и он собрал их воедино в этом образе, ставшем выразительным памятником интеллигенту-мечтателю эпохи «военного коммунизма».

Гулевич, как и многие другие бойцы, погибнет от тифа в грязном весеннем Луганске накануне победоносного наступления 8-й армии. В тот час, когда поэт умирает в больнице, семнадцатилетний герой повести, разогревшись в тепле бани, представляет в полудреме, как все они, усталые, вшивые, голодные, встречаются в счастливом будущем на берегу южного моря: «Ведь будет же все это! — заклинает мальчик. — Господи, будет! Юг — и море, и пальмы, и горы! Ведь кончится же когда-нибудь все здешнее, страшное. Все, все поедем дальше, никогда не расстанемся, будем всю жизнь работать вместе, будем отдыхать у раскрытого окошка, песни петь по вечерам...»