Николай Глебов - В степях Зауралья. Книга вторая

— Нельзя ли потише, — подергал он рукой полушубок Андрея.

— Признаться, не понимаю я людей, которые гоняют на лошадях сломя голову, — обратился Вальтер к Дунаеву.

— Рисовка, — произнесла Жанна и плотнее прижалась к своему кавалеру.

— Русская натура, — ответил тот, усмехаясь.

Андрей круто повернулся к говорившим.

Ему хотелось бросить в лица контрразведчикам: «Нет, это не рисовка, это жертва человека, который беспредельно любит родину, который борется за ее счастье!» — но, плотно сжав губы, он отвернулся.

Стало видно, как стремительное течение Иртыша, обрушиваясь на гранитную скалу, яростно било волной, бросая вверх каскады брызг. Над Черным Яром висела легкая пелена тумана. Не спуская внимательных глаз с дороги, Андрей с каждой минутой приближался все ближе к скале. Бросив тревожный взгляд в сторону Омска, Андрей поднялся во весь рост и взмахнул кнутом.

Вскоре коренник, сдерживая ход, стал упираться старыми истертыми подковами о лед, но, увлекаемый пристяжными, покатился по ледяной дорожке к большой полынье. Вот и раскат, о котором говорил ямщик. Андрей с силой ударил вожжами левую пристяжную, прыгнул с облучка на лед и, потеряв равновесие, упал, покатился по инерции к ледяной глыбе, ударился о нее плечом и, превозмогая боль, заполз в торосы.

Коренник поднялся на дыбы перед потоком. Сухой, точно выстрел, треск льда, крик испуганных людей, и вскоре все стихло. Только Иртыш попрежнему яростно бил волной о Черный Яр. В стремительном водовороте одиноко крутилась форменная фуражка штабс-капитана Дунаева.

Андрей пополз между ледяных глыб к противоположному берегу, с трудом поднялся на него и залег в кустарнике.

Вскоре показалась вторая тройка. Показывая рукой на полынью, что-то прокричал испуганный ямщик. Люди выскочили из кошевки и, пятясь от страшного места, повернули к городу.

Андрей выбрался из кустов и побрел к видневшемуся невдалеке стогу. Возле него стояла лошадь в упряжке. Человек, взмахивая вилами, накладывал воз сена.

Андрей ощупал ушибленное место, затем засунул руку за пазуху проверить, на месте ли револьвер, и смело направился к стогу. «Вероятно, это и есть тот крестьянин, о котором говорил Радо».

Из-за стога выскочила большая собака и, заливаясь яростным лаем, кинулась ему навстречу.

Раздался окрик хозяина:

— Цыц, окаянная!

Собака, виновато виляя хвостом, повернула обратно. Фирсов вздохнул с облегчением.

Крестьянин внимательно оглядел его:

— От Радо?

— Да…

— Поехали, — столкнув сено с дровен, тот торопливо повернул лошадь к заброшенной в степи заимке.

Виктор Словцов сидел в одиночной камере, свет в которую проникал через небольшое окно, расположенное на высоте двух метров. К полу была привинчена железная койка с брошенным на нее грязным тюфяком. Почти каждый день Виктора вызывали на главный пост для допроса и каждый раз жестоко избивали. Такой же участи подвергались арестованные вместе с ним братья Новгородцевы.

Дело Виктора Словцов а и группы усть-уйских казаков находилось в следственной комиссии, которая по несколько месяцев не рассматривала материалы обвинения.

В январе 1919 года Михаил Новгородцев был вызван на главный пост, там начальник тюрьмы Котляренко зачитал ему постановление:

«…Войсковое правительство на основании протокола третьего чрезвычайного Войскового круга постановили нижеупомянутого казака Усть-Уйской станицы третьего округа Новгородцева Михаила, как имеющего склонность к большевизму и ведущего агитацию среди населения в пользу Советской власти, лишить казачьего звания, подушного надела и, как негодный элемент в среде общества, выселить с семьей за пределы Войсковой территории Оренбургского казачьего войска»…

— Достукался, — закончив чтение, произнес злорадно Котляренко и, распаляясь, заорал: — Я из тебя все кишки вымотаю! В тюрьме сгною! — затопал он ногами. — Башку оторву и собакам выброшу, большевик!

Сильным ударом Котляренко чуть не свалил с ног Новгородцева. Пошатнувшись, Михаил уперся одной рукой о стену, второй рванул Котляренко к себе. Навалившись туловищем на тюремщика, подмял его под себя, схватил за горло. На помощь начальнику кинулись надзиратели. Михаил очнулся в камере. Болела спина и руки. В коридоре все еще был слышен топот встревоженных тюремщиков, доносился шум из камер и выстрелы охранников, стрелявших в окна тюрьмы снаружи.

Волнение заключенных, узнавших о расправе над Новгородцевым, долго не утихало в тот день.