Петр Смычагин - Тихий гром. Книги первая и вторая

— Опять бычок! — торжественно, с одышкой возвестил Мирон, влезая в невысокую дверь с новорожденным теленком на руках. Он прижимал это трепещущее всем телом, мокрое и скользкое существо к груди, прикрывая бородой черную, лоснящуюся спинку телка.

— Сызнова бык, чтоб его… — подал с полатей голос Степка.

— Цыц ты, бездельник! — оборвал его дед и поднял вверх костыль, отчего головы ребятишек, до того рядком торчавшие над брусом, моментально исчезли в глубине полатей. А когда дедова клюка опустилась на пол, ребячьи головы тут же вернулись на прежнее место.

— Ведь это животная… Только что рожденная… Бог, стал быть, послал, — продолжал, возмущаясь, разъяснять дед. — Чего она тебе помешала?.. Слазьте, бездельники, с полатей да ступайте пособлять мужикам! Скотину поить гоните на речку.

Когда Мирон осторожно опустил свою ношу у порога, белые, как в носках, ноги теленка раскатились, часто застукали по полу копытца. Дрожащие передние ноги подогнулись, и теленок ткнулся белолобой головой в стенку, поднялся и, снова поскользнувшись, со стуком рухнул. Но он и не думал примириться с судьбой, настойчиво борясь за естественное свое право стоять на ногах. Нечаянно найдя опору в щели между плахами, устоялся, гордо вскинул голову и повел умильным, телячьим взглядом по окружившим его бабам и ребятишкам.

— Ишь, какой герой! — сказал в наступившем всеобщем молчаливом восторге Мирон. И, положив тяжелую руку на плечо сына, добавил:

— А ты, Степа, не боись, ноничка пахать на быках не станем. Лошадей, слава богу, хватает.

Степка, глядя на это новорожденное трепетное существо, совсем было забыл о проклятых быках, которых сейчас предстояло гнать на водопой. Прямо никак не верилось, что вот из этой немощной и милой козявки вырастет такой же рогатый, огромный и упрямый черт, как теперешние быки.

Настасья, жена Тихона, уже восседала за ткацким станом. Челнок, проскочив между натянутыми нитками основы, точно сам падал на полоску холста, и бердо упруго билось в очередную пропущенную в основу нитку.

Сидела Настасья прямо и даже, пожалуй, торжественно, что ли. Стан будто играл в ее руках. Как молодая волшебница, чуток приспустив веки над голубыми глазами, она словно бы только наблюдала, как бегает челнок без ее участия. Высокий лоб с двумя неглубокими изогнутыми складками над разлетными темными бровями, прямой нос застыли в чинном спокойствии. И только красивые мягкие губы едва заметно улыбались. С утра легко работается, весело, и, гоняя челнок и стукая бердом, она думала о чем-то своем.

Дарья, зажимая в руках прихваткой огромный, бурлящий кипятком чугун, чебурахнула из него щелок в поставленное на пол у печи корыто. Едкий белый пар клубами повалил по избе, защекотал в носу у Михайлы.

— Ты, Даша, стираться налаживаешься, что ль? — спросил он, чихнув.

— Холсты стлать налаживаюсь, батюшка, — бойко ответила Дарья, отскочив от горячего пара и почти бросив чугун, прокаливший сквозь тряпку руки.

Чугун ударился о корыто, задребезжал, поскольку в нем уже была по кромке трещина, и затих. Будь на месте Дарьи любая другая сноха, дед оговорил бы ее за то, что не бережет добро, но тут только покрякал многозначительно и, словно бы раздумывая про себя, невнятно молвил:

— Рановато, чать, холсты-то стлать: снежище вон какой. И сверху нет-нет да подвалит.

— А мы с Настасьей, батюшка, полянку на задах нашли подходящую. Там, на косогоре, к речке.

Ничего не ответил дед. Любил он ее, эту младшую занозистую сноху, да, пожалуй, чуток и побаивался.

Дарья, рослая, стройная и красивая баба, могла ошарашить даже свекра-батюшку, если лез не в свои дела, таким словцом, что у того язык отнимался. Ростом и сложением не уступала Макару, мужу своему. И поколачивал он ее реденько, но она на него руки не поднимала. Сейчас была она на сносях и от этого вроде бы даже больше похорошела.

Дед Михайла, еще с вечера определив всем мужикам работу, ревниво, дотошно теперь следил за тем, чтобы дело было сделано именно так, как вчера обрешили.

Мирону сегодня ехать в станицу Бродовскую, к крепкому казаку Смирнову на поклон. Ежели надо, не пожалеет мужик спины, поклонится. Раз пять уж побывали у него за зиму Рословы, и сам дед ездил туда дважды, но толку не добились. Велел еще перед весной приехать. Землица у него удобная, от хутора совсем недалечко. Взять бы в аренду. А казак чего-то жмется, ломается, тянет. Видать, кто-то из хуторских потолще постельку стелет, чем Рословы. Да и Рословых Смирнову отшибать не хочется. Заимка его недалеко от хутора Лебедевского: летом какая-нибудь нужда обязательно в кузню к Тихону загонит.