Собираясь в Атлантику, я, конечно, меньше всего надеялся увидеть бородатых детин с трубками в зубах, просоленных океанскими штормами. Но Вася Черемухин, наш третий штурман, меня поразил. Очень уж он не вязался с моими представлениями о рыбаках: двигался неторопливо, говорил мягким ровным тоном и был вежлив, как библиотекарь.
Ночью на траверзе Исландии, где нас прихватывает десятибалльный шторм, Вася заступает на вахту. Он появляется в рубке в тот момент, когда она, дико накренившись, вдруг взлетает к небу.
— Ого, — с тихим удивлением произносит штурман и хватается за колонку управления. Я не слышу привычных чертыханий. Вася мягко улыбается.
— Возьми на волну, — говорит он. — Пусть ребята поспят.
Вот эта мягкая улыбка — обычная его реакция на свои и чужие промахи, на брюзжание капитана и подначки друзей.
В рубку перед сном заглядывает радист. Он в майке, потягивается, чешет грудь, зевает.
— Что, Василий, опять ночью будешь гудеть?
Вася тихо улыбается. Да, он опять будет гудеть: «Простите за беспокойство».
— Принести тебе ваты для ушей? — ласково спрашивает он радиста.
Третий штурман ровен и невозмутим во всех ситуациях — свидетельство раннего опыта. Он не вышел из комсомольского возраста, но плавает уже десять лет. Обычная, впрочем, судьба. Скупое на радости послевоенное детство. Деревня. Ежедневные походы в школу: восемь километров туда, восемь — обратно. Рыбопромышленный техникум. Ночами подрабатывал а портовом складе, разливал по бочкам жиры. Зато утром он мог принести в общежитие бутылку подсолнечного масла. Ребята жарили картошку. Он и сейчас помнит, как это было вкусно. После техникума, уже со штурманским дипломом на руках, Вася Черемухин два года плавал матросом — зарабатывал плавательный ценз.
Ходил на зверобойных шхунах, бил тюленей. Теперь третий штурман на большом морозильном траулере.
Он одинаково уверенно чувствует себя и в рубке, и на палубе. Шкерочным ножом Вася орудует как виртуоз. На него приятно смотреть, когда он стоит за рыбоделом. Я сказал ему об этом.
Он смутился:
— Да ну, пустяки…
Позже я узнал, что, еще плавая матросом на посольных траулерах, Черемухин шкерил по семнадцать рыбин в минуту. Больше всех в Архангельском траловом флоте.
После вахты он читает на английском языке лоцию африканского побережья, готовится к сессии в высшей мореходке.
Вася Черемухин — представитель нового поколения штурманов.
Эти ребята образованы и владеют электронной аппаратурой с такой же легкостью, как и шкерочным ножом. Они чувствуют себя в океане хозяевами, потому что знают стихию и свои корабли. Не зычный голос и борода, а знания — высшая их профессиональная доблесть.
МАЛЕНЬКИЙ ОКЕАН
Утро.
Пьешь чай, поднимаешься по внутреннему трапу, открываешь дверь в рубку. На горизонте, за густой пеленой дождя, размытые силуэты промысловых судов. Впереди по курсу два траулера, какой-то СРТ, справа наперерез бежит иностранец.
День.
Густая синева воды, блеск солнца, и снова — корабли, корабли, корабли… Большие и маленькие, наши и чужие, слева и справа, по курсу и за кормой.
Ночь.
Ни неба, ни воды — только огни.
Океан словно нашпигован промысловыми судами. Он заметно уменьшился в размерах, сжался. И мили как будто стали короче. Маленький, домашний океан. «С большими расстояниями покончено», — решительно заявил один современный поэт.
Еще в прошлом веке американские моряки запросто называли Атлантику «лужей». Непочтительное, конечно, прозвище, но все-таки и оно хранит память об океане. А что стало с Атлантикой теперь? Эфир стонет от визга раций, навигационные карты пестрят предупреждениями: «Путь следования подводных лодок…», «Осторожно! Район невзорвавшихся мин». Там свалка взрывчатых веществ, там дрейфует какая-то опасная штука, здесь район артстрельб.
Сотни траулеров скребут дно Атлантики тралами, угольщики чистят топки прямо на банках, танкеры промывают танки в открытом море, кто-то продолжает набивать контейнеры радиоактивными отходами и продолжает топить их…
Не с одними, выходит, расстояниями покончено.
СТОЛКНОВЕНИЕ
Иностранцы часто проходили совсем близко: пестро расписанные трубы, выкрашенные охрой рубки, иногда на мостике — женщина с ребенком. Семейный, должно быть, траулер. Едва успеешь прочесть порт приписки и тут же забываешь — какие-то маленькие городки, а названия иностранцы носили пышные, длинные.
Читать дальше