Вера Кудрявцева - Летний дождь

Порадовалась неиссякаемому веселью Лариски. Усмехнулась смокингу с блестящими лацканами, висящему на Миньке. Заглянула в тревожные глаза Юльки, будто спросила: «Что с тобой, девочка?» И только после этого поздоровалась:

— Гутен морген, фройнден!

Потянулись школьные дни. Юльке стало не до любви. Но однажды ворвалась в класс опоздавшая Лариска, шумно устроилась рядом, прошептала, задыхаясь от волнения, что сообщает подружке такую новость:

— Панка, говорят, приехал навовсе! Только хворый!

Закружилось все перед глазами Юльки, не сразу поняла, что к доске ее вызывают.

Стояла перед классом дура дурой.

— Что с вами, Юля? — Ольге Леонидовне не хотелось ставить Юльке «плохо», и она задала самый легкий вопрос:

— Назовите неотделяемые приставки.

Юлька молчала.

— Беги, офицер! Беги, офицер! — старалась изо всех сил Лариска, подсказывала, но Юлька ничего не понимала.

Когда они шли домой по опавшей листве, спросила:

— Ты чего это, Лариска, про офицера мне кричала? Я не знала, куда деваться!

— Бе, ге, оф, ер, цер — неотделяемые приставки. Получается: «Беги, офицер». А ты-то что подумала? — И Лариска расхохоталась на всю улицу. Но вдруг замолчала. Остановились обе, будто испугались чего-то. К пряслу огорода, раздетая, простоволосая, прислонилась головой тетя Васеня:

— Да он у меня не пое-ел, да он у меня не попи-ил! Да он у меня не поноси-ил! — причитала, как над покойником. Девушки подхватили ее под руки, увели в дом. Немного успокоившись, она рассказала им, скорбно поглядывая на дверь в горницу:

— Ненадежный он шибко, врачиха сказывала. Все нутрё изранено. Ни к чему ему было на тем заводе работать. Не жилец, видно, на белом свете.

Юлька заглянула в горницу, подкосились ноги. Павел лежал высоко на подушках. Лицо его было незнакомо холодно, рука безжизненно повисла до пола. Юлька заплакала. За спиной шептала тетя Васеня:

— Сказывают, своим средствием подымать надо. Мед нужон, яички, воздух, мол, сосновый, а главное дело — барсучий жир. А где же я возьму все это? На каки таки доходы? Коровенка и та доить перестала, стельная, видно…

Слух о болезни Павла быстро разлетелся по деревне. И пошли к Васене люди, кто с чем. Соседки приносили свежее молоко. Тетенька Шишка поставила на стол корзину яичек.

— У меня всюё зиму несутся, к паске еще накоплю.

Дед Бондарь принес мешочек муки.

— Довоенная еще, — объяснил. — Берег. Думал, Ваньша вернется. Теперь ни к чему. Бери, крупчатка мука-то, помол самый что ни на есть мелкий, покойник Афанасий Филимонович еще молол, царство ему небесное…

Дядя Ларивон долго развертывал валенки. Как скатал, тщательно завернул в тряпицу, так и не трогал.

— Петьше готовил. Думал, придет — порадуется. Новехоньки. Вишь, пачкаются еще. Панка встанет, ему тёпло ногам надо…

У Васени не было слов благодарить, все плакала.

Юлька уговорила мать продать баян отца. Придумала она на эти деньги во что бы то ни стало барсучий жир достать.

Позвали слепого дядю Тимофея. Он по-хозяйски огладил баян со всех сторон, потом сел на лавку, привычным движением закинул ремень на плечо. С тревогой посмотрела Юлька на мать. Мария казалась спокойной, Тимофей тронул клавиши.

— Степь да степь кругом, — тихо вздохнули мехи, Замерла Юлька; любимую песню отца вспомнил баян.

Болью сковало Марию, а баян рассказывал:

— Хороший инструмент! — оборвал песню Тимофей. И не видя, чувствовал он, что разбередил незаживающую рану. — Беру!

Он отсчитал деньги, протянул их перед собой. Но никто не взял из его руки пачку шелестящих бумажек. Тогда Тимофей пошарил рядом, положил деньги на лавку. Только когда застегнул с обеих сторон баяна ремешки и перекинул через плечо лямку, опомнилась Юлька, сказала тихо:

— Дядя Тимофей, а футляр-то?

— Не надо. Оставь на память, — и он ощупью двинулся к выходу. Мария не шелохнулась. Молчала Юлька. С портрета улыбался отец.

Щедрой была эта первая послевоенная осень в Сибири. Щедрой и радостью, и горем, и надеждами, и отчаянием. Особенно же народом на дорогах и вокзалах.

Юлька схитрила. Она поставила на самый край платформы свой «чемодан»— деревянный крашеный футляр из-под баяна, преспокойно уселась на него и даже отвернулась от состава, который готовили к отправлению. Со всех сторон ее обтекали люди, с мешками, с корзинами, чемоданами. Безбилетники устремлялись к составу, проводницы кричали на них, стаскивали с подножки их мешки, корзины, чемоданы. Юлька ждала.